Но Святослав дальше не слышал, он с темниками возвращался к дружине, чтобы выслушать скорбный доклад, сколько воинов погибло в первой сече нового похода. И хотя потери оказались невелики – около полусотни дружинников, – но гибель каждого болью отзывалась в сердце всех.
От места, где были собраны пленные, доносилась громкая хазарская речь. Это Сивый вёл с хазарами разъяснительную беседу, убеждая их переходить на сторону Святослава. Хорошо владея языком и зная их нравы и обычаи, Сивый обладал способностью видеть, когда пленник лжёт, а когда говорит правду. Сам он говорил не столь много, сколь веско. Хазары внимательно слушали, иногда задавая вопросы.
Коротко допросив троих хазарских военачальников и оставив пленных на дальнейшее попечение Сивого, Святослав с молодым Горицветом вернулись к своим походным шатрам, стоявшим рядом. Заботливые стременные уже приготовили чистую воду и рубахи, помогли своим начальникам снять кольчуги и умыться.
Со стороны Обозной тьмы потянуло запахом доброго кулеша и вареной конины. В предвечерних сумерках гулко раздавался звон молотков из походной кузницы.
– Споро Свенельдовы огнищане управляются, – похвалил Горицвет, – по запаху чую, и вечеря уже приспела…
Святослав взглянул на густеющее синевой небо и первые чистые звёзды.
– Смеркается, пора высылать стражу.
– Уже распорядился, – сразу откликнулся Горицвет, – и пешие дозоры, и конные разъезды на местах, не беспокойся!
Святослав кивнул и промолвил, продолжая прерванный ранее разговор:
– Прав ты, брат, эта сеча – только разминка. Настоящие бои впереди, не зря Великий Могун приехал. Кстати, пойду разыщу его, поговорить надобно…
В это время послышались голоса стременных, учтиво с кем-то здоровавшихся, и вслед за этим из темноты выступила седовласая фигура Верховного Жреца.
– Ну вот, – тихо засмеялся Горицвет, – и идти никуда не надобно!
Святослав пригласил кудесника в свой шатёр, и они уселись на разостланной попоне.
– Помогли мы тем, кому помочь можно было, – сказал Могун, – а погибших к Тризне приготовили. Кто тяжко ранен, на возах в Киев поутру отправим, а лёгких пока в Обозной тьме полечим, хоть они и просятся обратно в дружину.
Могун помолчал. Потом, будто отвечая на немой вопрос Святослава, заговорил о другом:
– Я в поход этот решил с вами идти, потому как он для всех нас судьбоносное значение имеет. Из-за распрей давних захватили хазары землю нашу, и вот уже три сотни лет сидят на ней. Отец твой и дед укоротили им руки, но восточные земли славянские по-прежнему стонут от ярма, да и вятичей с северцами и радимичами после смерти отца твоего Хазарщина к рукам снова прибрала. Теперь собралась Русь с достаточной силою, чтоб наконец скинуть это иго проклятое. Жаркими будут схватки, и многих славных витязей лишится Киев. Но великие дела требуют и великих жертв, будь готов к этому, княже! Земля, на которой сидят сейчас хазары, – наша! То земля великих Пращуров, земля отца Ория и сыновей его – Кия, Щеха и Хорива. Это сердце славянской державы Русколани, которая пошла от Голуни и Киева Первого. Там берега священной Pa-реки нашей и Дона-батюшки, там земля славы и силы, которая к нам перетекает от Пращуров. Я рассказывал тебе, княже, об этом, но теперь снова напоминаю, чтоб ты знал, какое великое дело совершаешь этим походом…
– Я всё помню, отче, – отвечал Святослав, – крепко помню из Криницы Прошлого, которую показывал мне отец Велесдар. И тогда ещё решил, что верну Руси её земли исконные.
– Потому Боги наши и Пращуры, на дружину твою глядя, радуются. Ты будешь иметь от них поддержку и помощь, и мы, кудесники, о том молимся. И я возрадуюсь в сердце своём, когда принесу жертву Богам нашим и Пращурам на их священной земле. Знать, оттого продлили они мои годы и дали силы, чтоб дожил я, старый, до великого часа возрождения земли Русской. Чтоб очи мои увидели, а язык смог произнести благодарственную молитву на священной земле предков! А теперь, Святослав, – продолжал Великий Могун, – есть у меня человек, который в тайных делах тебе весьма в помощь будет. Он тоже из волховской верви, только сии волхвы требы не правят, на заимках не молятся, а воинскому делу своим искусством послужить крепко могут.
– Погоди, отче, так эти волхвы – воины, отчего же раньше не ведал я о них? – удивился князь.
– Оттого что всему своё время. А были они на Руси со времён незапамятных, как и прочие волхвы, – спокойно ответствовал кудесник. – Ворон! – кликнул Могун, повернувшись к выходу.
В шатёр вошёл человек среднего роста, с тёмно-русыми волосами, чуть искривлённым носом и внимательным, по-птичьи немигающим взглядом зеленоватых глаз. Одет он был как огнищанин, в грубую конопляную рубаху, белённую на солнце, и такие же порты, но крашенные в тёмный цвет. Ладная, но отнюдь не богатырская фигура, подпоясанная цветным тканым поясом, воином его никак нельзя было назвать, волховского посоха при нём тоже не было. Только серебряное кольцо на большом пальце десницы да длинные волосы указывали на некоторое отличие сего человека от обычного огнищанина.
– Здравы будьте, отче и княже, – негромким мягким голосом произнёс вошедший, приложив десницу к сердцу и слегка поклонившись. И снова сомнение мелькнуло у Святослава, уж очень не похож на закалённого воина сей огнищанин, но он ничего не сказал, коль сам Великий Могун за незнакомца ручается.
– Ворон – птица мудрая, на разных языках говорить может, а уж как тайную службу надобно вести, вряд ли кто лепше ведает. В сём походе, что задумал, без такого человека нельзя, – рёк Могун, чувствуя колебания Святослава.
– Добре, приходи завтра после утреннего славления богов к сотнику Хорю, для начала поглядишь, как наши изведыватели дружинные подготовлены, – кивнул князь.
– В назначенный час непременно буду, – ответил по-свейски Ворон и удалился мягким неслышным шагом.
– По-свейски ладно речёт, – молвил Святослав, кивнув вслед изведывателю, – похоже, я его где-то видел, а где, не припомню.
– Да видеть ты его мог где угодно – на торжище, среди купцов хазарских, визанских либо жидовинов. Мог видеть его ремесленником или огнищанином, а мог и стариком безродным, что по градам и весям слоняются и милостыней живут, но тогда б ты его тем более не узнал и не запомнил, – улыбнулся в ответ Могун.
Святослав с Великим Могуном проговорили далеко за полночь.
Поутру следующего дня, как было договорено, волхв-воин предстал перед князем. Это был уже совсем другой человек – в ладно подогнанном по стати воинском облачении, в котором не было ничего лишнего для красы или бравады. Удобная и прочная короткая кольчуга, которую без труда можно было скрыть под обычной рубахой, лёгкие наручи плотно охватывали запястья, округлый шлем без шишака и кожаный пояс с несколькими ножами. Опытный глаз Святослава сразу определил, что все сработано хоть и просто, без украшательства, но на редкость тщательно и добротно, угадывалась рука большого мастера оружейника.