– Коль пожаловал, зови, всё одно от нудной дворцовой жизни в сей Великой Преславе скоро волком взвоешь, а он всегда чего-то занятного привезёт, да и не дорого берёт по сравнению с торжищем, – махнул рукой воевода.
– А вот ещё, архистратигос, замечательный клинок работы арабских мастеров, – рассыпался в услужливой любезности крепкий византийский купец среднего роста с проседью в волосах и бороде, у которого Свенельд приобрёл уже несколько добрых товаров, и они раззнакомились на Торжище. Купец довольно хорошо говорил на русском. – Бери, хорошую скидку дам, потому что скоро праздник и я тороплюсь домой…
– Воевода, – снова появился подле Свенельда его охоронец и, наклонившись к уху, что-то тихо молвил.
– Хм, помощник Ворона зазря не приедет, – тихо ответил воевода и, повернувшись к византийцу, с сожалением вздохнул: – Дела, брат, в следующий раз свой товар покажешь. Проводи-ка гостя, – кивнул охоронцу.
– В следующий раз такой скидки не будет, воевода, – хитро подмигнул купец, и они с помощником покинули терем.
Когда проходили через открытую восточную беседку, увитую лозой, купец встретился взглядом с молодым худощавым воином в короткой кольчуге. Незнакомец пристально глянул на купца, и тому невольно стало не по себе. «Взгляд в самую душу, как у чародея, хотя молод совсем», – отметил про себя Каридис, соображая, что это, наверное, и есть помощник самого Ворона. Кто такой Ворон, «купец» знал. Он не знал только, что совсем скоро опять свидится с этим юнцом, и встреча та будет весьма неожиданной.
– Воевода, – обратился Невзор к Свенельду, войдя в его светлицу, – Ворон повелел передать, что в последнее время много лазутчиков визанских в наших краях обретается, то знак плохой, потому просил глядеть в оба. Коли же изловить удастся лазутчика, так не казнить, а нам в изведывательскую службу немедля передавать целым и невредимым.
– Добре, – сдержанно кивнул воевода, – одного подозрительного болгары недавно поймали, в темнице сидит.
– Мне бы переговорить с ним, воевода, поспособствуй, а? А ещё двоих людей надёжных дай. Потому как Ворон велел на ту сторону перебраться, – Невзор кивнул в направлении Балкан, – да обстановку выведать. Лепше всего под личиной купцов.
– А с чего это я тебе людей давать должен? Что у меня их, как грибов после дождя вырастает? Тут каждый человек на счету и к делу своему приставлен, – вспылил воевода, недовольный распоряжениями юного изведывателя.
Невзор поглядел на Свенельда цепким, пристальным взором. Потом полез рукой за пазуху и извлёк круглый костяной знак, висевший у него на шнурке.
– Его именем всяк должен оказывать помощь. Не мне, а общему делу нашему…
Увидев знак Святослава, Свенельд смешался и делано закашлялся.
– Ладно, дам двоих, – примирительно молвил он.
– А скажи, что за грек мне по пути встретился? – осведомился молодой изведыватель, пряча драгоценную костяную пластину.
– Да купец греческий, товар свой предлагал, я-то по Торжищу не очень хаживаю, так они сюда повадились, а чем он тебе не понравился?
– Пока не ведаю, но что не понравились мы друг другу – это точно, – задумчиво молвил Невзор. Он не стал говорить воеводе, что почуял в угодливом торговце некую вовсе не купеческую жилку. – Добре, воевода, говори, где сыскать твоих людей, мне их ещё подготовить надобно.
Пасхальные дни выдались, как чаще всего бывало, погожими. Солнце, радуясь вместе с людьми, щедро сияло на Константинополь и несло настоящее тепло, а с ним свет и надежду на лучшее.
– Может, отложить выход войск, дабы не осквернять праздник Христов кровопролитием? – с некоторым сомнением вопрошал новый патриарх императора, когда тот пришёл за благословением на победный поход против скифов.
– Богу нашему и церкви мы воздадим сторицей щедрыми подношениями, а главное, нашими победами над язычниками, сейчас нельзя упустить момент, – твёрдо ответил Цимисхес. – Мои трапезиты и синодики доносят, что даже стражи на горных перевалах у мисян в приближающиеся дни Пасхи почти нет, мы можем пройти совершенно свободно и неожиданно обрушиться всей мощью на врага! Нет, преподобный, с таким врагом, как этот северный дьявол, нужно использовать все средства и бить только наверняка!
– Хорошо, сын мой, я благословляю тебя на этот поход, пусть Бог наш единый Иисус Христос дарует нам победу скорую и тем приблизит приход истинной веры в страну непокорных северных варваров! – торжественно проговорил патриарх, осеняя императора большим золотым крестом со множеством драгоценных камней и жемчужин. Крест и перстни на руках святейшего сверкали и переливались всеми цветами радуги под лучами щедрого весеннего солнца, заливавшего храм Святой Софии. Цимисхес пал на колени перед алтарём главного храма империи и принялся истово молиться. Столь истово, как сегодня, он не молился даже в тот день, когда собрался убить своего двоюродного брата Никифора Фоку и занять его престол. Да, на его стороне превосходство в численности пеших и конных воинов, железные катафракты, личная гвардия «Бессмертных». Флот под водительством опытного морехода друнгария Льва, имея около трёхсот огнемётных триер, уже подходит к устью Дуная, чтобы, поднявшись по реке, закрыть любую связь Сффентослафа с Киевом, Пантикапеем и другими полисами, откуда могла прийти помощь. Уже с прошлого лета воины постоянно оттачивают своё мастерство в конном и пешем строю под началом самых способных военачальников. На его, Цимисхеса, стороне полная неожиданность нападения для северных варваров, которые по наивности своей, сравнимой с детской, верят данному слову и подписанным договорам. Всё так, всё на его стороне. Но император помнил, что перед ним не арабы и даже не свирепые упрямые германцы, а те самые дьяволы севера, которые прошлым летом разбили того же Петра и заставили бежать в страхе самого Варду Склира! А какой ужас поселили они в жителях Константинополиса, ещё даже не осадив город?! Нет, имея дело с этими исчадьями языческой преисподней, даже при полном преимуществе, нельзя твёрдо говорить о быстрой победе. И император молился ещё истовее, чтобы заглушить тот страх, который, несмотря на все доводы разума, продолжал дремать где-то столь глубоко, что достать и вырвать его с корнем было невозможно, оставалось только молиться, молиться и молиться… И Иоанн вместе с патриархом Василием бил поклоны также в храме Богородицы Влахернской, уже неоднократно защитившей Константинополь от нападений северных скифов.
Небольшой купеческий караван возвращался из Великой Преславы. Купец с проседью в тёмных курчавых волосах, по всему, был доволен прошедшим перед самой Пасхой торгом.
– Что же ты, купец, товаров так мало везёшь? – спросил усатый болгарский стражник на последнем перед византийскими землями перевале. Он был тоже в благом предпраздничном настроении.
– Да что торг, почтенный воин, – дружески улыбнулся купец, – ведь праздник-то такой один раз в году, его с семьёй встретить надо. Так что тороплюсь поскорее назад, чтобы успеть ко дню Воскресения Христова.
– Это верно, – согласно кивнул страж перевала и махнул своим подчинённым: – Чего копаетесь, отпускайте человека, пусть праздник дома встретит. – Караван покатился, грохоча полпустыми возами, вниз по каменистой дороге.