Я вновь стала плакать, вспоминая, как мы следили за Троллем и Ником, как я злилась, когда нас принимали за пару, как мы гуляли или вместе ходили по университету, и я постоянно почему-то ворчала, недовольничала и в шутку обзывала Дэна, тайно наслаждаясь его обществом. Знала ли я тогда, что так сильно полюблю его, что узнаю совсем с другой стороны, что пойму, как он дорог мне? Нет, не знала, но… Но что-то подсказывает мне, что догадывалась. Мы ведь точно встретились не зря.
И теперь в моих слезах не было никаких плохих эмоций, я плакала от облегчения, не веря, что все закончилось, и теперь мы можем попробовать быть счастливы. А еще слезами я провожала что-то важное, те мгновения, которые никогда уже не вернуть. Я летняя провожала старую себя – весеннюю. Та Маша, обижающаяся на дружескую кличку Бурундук, и вечно спорящая с Чащиным по пустякам, и не желающая надевать босоножки вместо кед, и громко хохочущая над очередной шуткой подружек, осталась там, позади, в детстве. Она махала мне рукой и улыбалась. Она радовалась за меня.
Нет, я не стала другой, не превратилась в иного человека в мгновение ока, но что-то во мне изменилось, но я не переживала, я знала, что так и должно было быть, и что это правильно, и где-то за новым рубежом меня ждет новая Мария, с новыми опытом, знаниями и чувствами. А за ней – еще одна и еще. И в жизни Дениса все точно также, но как же жаль того, что было, и как хочется, чтобы впереди нас ждало хорошее и чтобы мы преодолели все препятствия.
Плечи мои тряслись от рыданий, но в душе мне становилось все лучше. Да и солнце ласково светило мне в макушку, как будто бы гладило.
– Ты опять плачешь, – сказал Денис, беспомощно наблюдая за мной. Он хотел меня отвлечь, а я опять разревелась, бедный парень. Но теперь он не успокаивал меня, словно понимал, что этого не нужно делать. Он, как и солнце, гладил меня – только по спине.
– А ты знаешь, что я не умею делать? – раздался над моим ухом загадочный голос Дениса.
– Что? – всхлипнула я и сама себя за это отругала. Однако он своего добился – я отвлеклась от своих мыслей.
– Музыка.
– Что? – не поняла я, но заинтересованно подняла голову. Наш Смерчик что-то не умеет делать? Вот дела.
– Это страшная тайна, Мария Бурундукова. И немногие в нее посвящены. Ты станешь одной из избранных, – торжественно произнес Дэн и, потешно оглядевшись вокруг, понизил голос. – Я не в ладах со слухом и голосом.
– Всего лишь? – разочарованно протянула я, теребя травинку. Губы были солеными от слез.
– Всего лишь, – фыркнул парень. На его подвижном лице появилась такая вселенская скорбь, что я рассмеялась сквозь слезы.
– А спой мне? – попросила я, шмыгая носом.
– Не-а, – тут же отказался этот весельчак. Я принялась упрашивать его, а Денис упорно отказывался, между делом привычно подкалывая меня или изредка срывая поцелуи.
Постепенно слезы сами по себе стали высыхать.
– Вот и хорошо, – с одобрением проговорил Смерчинский, глядя мне в лицо – мы могли разглядеть каждую ресницу, каждую морщинку друг у друга. И эта близость была незнакомой, но волнующей. – Молодец. Не плачь больше. Может быть, это мне плакать надо.
– Тебе-то зачем? – с подозрением поглядела я на него.
– Может быть, я мечтал быть музыкантом, как этот твой Кей.
– Он не мой, он народный, – мигом возразила я. – И не мечтал ты стать музыкантом!
– Ты права, Чип, не музыкантом я мечтал стать, – сознался Денис, щурясь на солнце. Почему-то тут, над рекой, оно было куда ярче, чем в городе, и теперь, даря водной спокойной глади дорожку из сверкающих искр, оно медленно, неспешно приближалось к горизонту, оставаясь все таким же горячим и ласковым.
– А кем? Политиком? Бизнесменом? Актером? – стала перечислять я популярные профессии.
– О-о-о, я такой немодный, мой милый Бурундучок. Не этими профессиями хотел овладеть.
– Переводчик? Спортсмен? Баскетболист, точно! – он мотал головой, слушая мои предположения. – Хакер! Журналист, нет?
– Ты перечисляешь профессии, а я говорил про мечты, – мягко оборвал меня парень. – Хотя в детстве я хотел быть космонавтом.
– И правда, немодно, – рассмеялась я. – А я хотела быть водителем грузовика. У Федьки был крутой игрушечный грузовик, и он мне его не давал. Я мечтала вырасти и купить себе настоящий грузовик.
– Какая ты. Я буду знать, что подарить тебе однажды на День рождения.
– Спасибо, не надо. Так что у тебя за мечта? Кем ты хочешь быть? – Я потерлась о его плечо щекой. То, как хорошо мне было рядом с этим человеком, я не могла описать словами.
– Счастливым человеком, Маша, – озадачил меня ответом Дэн, а я не замечала, как постепенно успокаиваюсь.
– Не идеальным, а счастливым?
Он так странно глянул на меня, что я поняла правильный ответ – и тем, и другим. Только счастливый и идеальный не совместимы друг с другом. И мне казалось, что он сейчас почти понимает это.
А после он продолжил свой рассказ:
– Совсем случайно ночью я придумал маленький план с фестивалем. Подумал, если твой любимый певец попросит за меня и споет тебе песню, то твое сердце немного растает. И твой Димка отодвинется на задний план, и ты объяснишь мне, чем я заслужил твою неприязнь. – Тут он хитро сощурился. – И я очень хотел, чтобы ты по мне соскучилась. Очень-очень. И простила.
– Поэтому ты не подавал о себе никаких вестей? – догадалась я. Вот же манипулятор! Знает, как надавить получше и куда.
– Может быть. Но когда я задумал свой план с фестом, этой же ночью я уехал в аэропорт. А, нет, сначала я заезжал к твоему одногруппнику, – признался парень мне. Я сглотнула.
– Оля сказала, ты видел меня и Димку… Прости. Я не хотела. Это получилось внезапно, – едва шевеля губами, отозвалась я. – И я хотела проверить и точно понять, что ты – тот, кто мне нужен. Я не хотела.
– Я знаю. Чащин сказал, что он сам этого захотел и сам поцеловал тебя.
– Откуда ты знаешь? – все же заглянула я в лицо любимого. Синие глаза оставались спокойными.
– Я был у него, – отрывисто сообщил Дэн, невесело улыбнувшись мне. – Приехал, чтобы выяснить с ним отношения. Не выдержал. Я хотел понять, что между вами происходит, а он, видимо, хотел объяснить. И я был прав – Димка хороший друг, мой Чип. Именно он сказал мне… сейчас… я скажу точно его слова. – Смерчик прикрыл глаза, вспоминая слова моего приятеля. – Он ткнул меня кулаком в солнышко и сказал: «Смерчинский, если ты нормальный мужик, ты поверишь слову другого мужика, не будешь распускать сопли и слюни, а сделаешь что-нибудь, чтобы ваши с Машей отношения стали прежними, понял? Можешь врезать мне, куда тебе угодно – я был не прав, когда целовал чужую девчонку, но наладить отношения с ней ты обязан. Иначе ты не мужик, а вялое, потонувшее в своих слезках, дерьмо».
– Ты его что, ударил? – вскрикнула я. Димку мне было очень жаль, очень-очень, и я надеялась, что Оля станет ему хорошей подругой.