Шпоры на босу ногу - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Булыга cтр.№ 89

– Да! И действительно! – и сел рядом с Мадам. Мела метель. Они сидели и молчали… Потом сержант опять сказал: – Так я бы это… Пирожок. Если позволите.

– Конечно, – тихо ответила Мадам, намеренно глядя в сторону, и развернула узелок.

Пирожки были маленькие и, надо честно признать, неказистые. Сержант взял один, надкусил, пожевал и сказал:

– Хорошо.

Съел. Взял второй. Спросил:

– А вы?

– А я не голодна.

– А если за компанию?

– А я… не компанейская… – совсем уже нетвердым голосом ответила Мадам.

Сержант нахмурился. Съел пирожок. Потом еще два. И задумался. Молчал, молчал… потом весьма неубедительно сказал:

– А пирожки отменные. Варенье очень вкусное. Когда я был маленьким… – и вдруг перебил сам себя: – Нет! Это будет вранье! Потому что я всегда был равнодушен к сладкому, даже когда был еще вот таким! А вот петушиные бои, это совсем другое дело! – и он заулыбался, просветлел, и уже с жаром продолжал: – Туда, Мадам, берут не всякого, а только смелых, отчаянно смелых! Ведь даже мы, бывалые кавалеристы, шпоры крепим на сапоги, а бойцовским петухам их надевают прямо так, на босу ногу. Такие, знаете, коротенькие, но чрезвычайно острые ножики. Потом петухов выталкивают на галлодром и науськивают драться до смерти. И этот бой… О, это надо видеть! Это… Н-ну, ладно, вижу, вы мне верите. А потом победителей кормят отборным зерном и поят теплой водичкой. Потом опять на галлодром. Потом…

И тут он снова помрачнел, посмотрел на Мадам…

А Мадам на него…

И он гневно сказал:

– Да, именно! Я долго вспоминал и вспоминал, и вспоминал, и все было бесполезно. И вот только сегодня, быть может, вообще только сейчас, я, наконец, понял, на кого я похож! Ведь кивер – это тот же гребень, не так ли? – и тут он поднял руку, наверное, желая дотронуться до кивера…

Но вовремя вспомнил, что у него теперь на голове, и рука у него замерла. Мадам опустила глаза и сказала:

– Простите, я ведь хотела, как лучше.

– Конечно, – сказал сержант, опуская руку. – Я об этом знаю. Да и я не об этом хотел вам сказать. А совсем о другом. Очень важном! И я очень давно хотел это сказать, может, уже дня три. Но все никак не получалось. А вот теперь я, наконец, скажу!..

И не договорил! Потому что Мадам вдруг резко подняла голову, глянула сержанту прямо в глаза и тотчас же испуганно воскликнула:

– Нет! Нет! Молчите, Шарль!

– Как?! – растерялся сержант. – Я же собираюсь…

– Нет!

И сержант послушно замолчал. А Мадам едва слышно сказала:

– Я не знаю, отчего это происходит. Может быть, и вправду всему виной Белая Пани, а может… Не знаю! Но зато я совершенно точно знаю другое: сейчас не ваша, а моя очередь говорить!

– Э! – загадочно улыбнулся сержант. – В таких делах разве…

– Не спорьте! – снова перебила его Мадам. – Итак, начнем с того, что мне было еще только семь лет, а Войцеху девять, когда наши родители решили нас поженить. Вот с этого начнем! А дальше продолжать?

– Н-ну, продолжайте, – растерянно кивнул сержант.

– И продолжаю. Теперь вы понимаете, всё было решено очень давно. И я так и росла, я знала, Войцех мой жених. И он мне нравился. И я ему. А потом я его полюбила. А он меня. А время шло и шло. И в прошлом сентябре уже обговорили окончательно. И уже начали готовиться. Ну, представляете, какая это суета, какие маленькие радости! Как вдруг… В самом начале ноября приезжает один человек. От князя Понятовского, то есть оттуда, с вашей стороны, от вас, от вашего… Ну да! И начинает ездить по имениям. Там побывал, там, там, бахвалился, показывал свои награды, рассказывал про Аустерлиц, про Фридланд, про Ваграм и про что-то еще. Для чего все это, вы же понимаете… А после он прибыл к нам. Отец с ним разговаривал. Но очень коротко. Они с ним сразу не сошлись, и отец его быстро прогнал! И очень гневен тогда был, с братом закрылся, долго объяснял, кричал даже. И брат, пан Александр, да, тот самый, и брат отца послушался. А этот человек от Понятовского, он продолжает ездить по имениям. И не один уже, а с ним наши окрестные паничи, все при оружии; приедут, сядут, говорят, потом разгорячатся – и начнут! Песню пели «Доколе дранцвець?!», по портретам стреляли. По чьим, вы понимаете. И вообще… И Войцех среди них, он даже первый! Отец терпел, терпел, а потом призвал его и они долго громко говорили, и Войцех присмирел, всё Рождество провел у нас, и был любезен и внимателен, особенно с отцом. А потом уехал, как сказал, готовиться. Но я тогда сразу почуяла, я знала, чем всё это кончится. И не ошиблась! За четыре дня до венчания он тайно явился ко мне. И хотел увезти. Говорил, что нельзя оставаться, что это позор, что мой отец предатель. Так он тогда и говорил. Мне – в лицо! И вот из-за отца я и осталась! Войцех уехал… и исчез. Да и не он один – пятнадцать молодых дворян, цвет, лучшие – ушли в Варшаву к Понятовскому. Отец кричал: «Бараны!» Отец, простите, Шарль, уже тогда был очень низкого мнения о вашем императоре. И он ведь оказался прав! Да-да! Он, например, говорил, что ваш император жаден, болезненно жаден, как всякий выбившийся из голода и грязи, и, разбив русских в первых же сражениях, ваш император ни за что не согласится на мировую, а будет, хищный волк, рвать, рвать и рвать, пока не обожрется и подох… О, простите! Да и при чем здесь ваш император? Я же о Войцехе. Так вот, отец сказал, что все это кончится тем, что русский царь не поскупится – уложит миллион, а то и два, а то и пять миллионов своих солдат, но плебею хребет переломит, а всех, кто перешел к плебею, ушлет в Сибирь, Сибирь большая, там Двум Народам места хватит! Ну, и так далее. И отец очень гордился своей прозорливостью, которую, как он объяснял, он приобрел, глядя в зарешеченное окошко своей петропавловской камеры. Вот как тогда было! Отец был зол и горд. А каково было мне? Меня бросили за три дня до свадьбы, я стала всеобщим посмешищем, я боялась не то что выезжать к соседям, но даже… Да! И вот тогда мой брат, пан Александр, сказал: «Я отомщу ему! И им всем!» А было это уже в мае, все знали, что вот-вот будет война, и мы с братом уехали, брат вступил в полк и присягнул царю. Отец был в страшном гневе, отец кричал, что Александр еще глупее Войцеха, что… Ну, я думаю, это легко представить, что он еще кричал. Но бесполезно. А вскоре всё и началось. Мы отступали. И вот под Витебском, уже после сражения, когда русские все же решили, что город нужно оставить, вот тут как раз…

Тут Мадам замолчала, опустила глаза… а после вновь посмотрела на сержанта и уже совсем тихо продолжала:

– Брат отговаривал меня. Но я… я тогда представляла себя новой Юдифью, Шарлоттой Корде. Теперь смешно, конечно же! Ну а тогда… Н-ну, в общем, так: тогда, через два дня, мы с вами впервые и встретились. А прочих подробностей я вам, простите, открыть не могу, потому что это уже не моя, а их тайна… Но, думаю, что и сказанного уже более чем достаточно! И вообще, расставаясь с вами, я хотела бы…

– Но почему это «расставаясь»?! – удивленно воскликнул сержант. – Ведь я…