А Айгаслав пошел по Рже! Правда, когда он приказал сворачивать, мы поначалу просто не поверили – подняли весла и застыли в ожидании. Мы думали, что мы, наверное, ослышались. Но ярл опять велел:
– Право греби, лево табань! Р-раз! Р-раз!
Грести на Ржу! Ну, нет, мы не безумцы! И мы сидели, замерев, сушили весла. Тогда ярл злобно заскрипел зубами, развязал свой волшебный кошель и принялся бросать диргемы. Нам – словно псам! Диргемов было очень много. А тут еще Лузай начал ходить взад-вперед и потрясать мечом и угрожать, что он сейчас будет рубить нам головы. А ярл кричал, что рыжих нечего бояться, что он подкупит их, как подкупает нас, а если не подкупит, так сожжет, а то и просто перебьет, и если он так говорит, то так оно и будет!
И мы…
Пошли по Рже. Первых два дня всё было тихо. И рыжих мы не видели. Река была широкая, глубокая, без перекатов. А берег – очень вязкий. Чтобы сойти, укладывали весла, как мостки. Грук поскользнулся и упал – и сразу провалился по колено, потом еще увяз, еще… Мы его тогда чуть спасли.
А после Грука всё равно убили! И всех убили, кроме нас – ярла, Лузая и меня. Да и меня завтра убьют, они это уже решили наверняка. Но я не жалуюсь, я это просто так сказал, к слову пришлось.
А с ними, то есть с теми, кого убили сразу, было вот что. Два дня мы шли, две ночи ночевали. Там хорошо – там же только отойдешь от берега, и сразу глины нет, а есть твердая, обычная земля, и лес у них как лес, самый обычный. Мы жгли костры, никто нас не тревожил. Ярл говорил, что рыжие – такие же, как мы, ну разве только дикие, и он их не боится. И снимал кольчугу, спал в одной рубахе.
На третий день река стала поуже и помельче. А лес по берегам стоял такой густой, что я таких нигде прежде не видывал. И солнца не было, дождь моросил. Ярл ничего не говорил, мрачный сидел под парусом, молчал. Зато Лузай всё требовал, чтобы мы быстрей гребли, и опять грозил, что посрубает нам головы. И мы гребли, мы сами чуяли, что это место очень нехорошее. И вдруг…
Кр-р-р-рак! Чмяк! Это мы сели на брюхо. То есть это наш корабль вдруг налетел на мель. И не на простую, а из красной глины! Лузай это увидел, испугался и сразу стал кричать, чтобы мы скорей прыгали за борт и скорей толкали, а то, он кричал еще громче, сейчас совсем засядем, засосет, Чурык не даст уйти…
Но только никто не думал прыгать! Потому что кому же такое хочется – самому прыгать к нему, чтобы он нас там топил?! Все побросали весла, повставали.
И тут…
Вж! Грук упал. Вж! Лепый рядом с ним! Грук от стрелы и Лепый от стрелы. Я закричал…
А стрелы – вж! вж! вж! И мы попадали, попрятались, лежим. Ярл повелел – и повалили мачту, накрылись парусом, опять тихо лежим.
А рыжие стреляют. С обоих берегов – вж, вж! вж, вж! Значит, они давно готовились. И много их. Лежим под парусом, молчим. Потом Лузай не вытерпел, сказал:
– Скорей бы подожгли уже!
– Нет, – сказал ярл. – Хотят живыми взять. Для белой глины.
Белой глины! Вы знаете, что это означает? Нет? Ну, погодите, скоро всё узнаете. А мы тогда лежим под парусом, молчим. Потом я говорю:
– Ярл! Это всё из-за тебя. Это ты нас сюда завел, и это ты похвалялся, что никого не боишься, и что ты их всех перебьешь!
– Да! – сказал ярл. – Всё это так! И так оно и будет! Потому что разве битва уже кончилась?
– Но ты ее еще не начинал!
– И еще долго не начну. Я жду, когда стемнеет.
– Но к ночи нас тут всех перестреляют. Всех до единого! И что это за смерть? Это один позор – лежать и ждать ясно чего.
– А что ты предлагаешь?
– Биться.
– Ха! – засмеялся ярл. – Но как? Они же вон где все – на берегу, в укрытиях. Попробуй только встать, и тебя сразу убьют.
Но я тогда был очень зол, и я поэтому сказал:
– Да, одного сразу убьют. А если встанем разом и разом прыгнем в реку и разом поплывем, все до единого, то кто-нибудь и доплывет до берега и будет там сражаться. Разве это не славная смерть? И даже тот, кого они подстрелят в реке, он же тоже будет убит в битве!
Но ярл не согласился, а сказал, что нужно дожидаться темноты и уже только тогда выходить на берег. И мы крепко заспорили. Ярл был красноречив, но я был прав, и поэтому скоро все со мной согласились. Потому что, говорили, жить можно по-всякому, а умирать нужно только с мечом в руках и лицом к врагу. Даже Лузай, поспорив, согласился, что лучше выходить прямо сейчас. Тогда ярл сказал:
– Глупцы! Лучше бы я отправился один. Но пусть будет по-вашему. Хей! Изготовиться!
Мы изготовились. Тогда ярл снова крикнул:
– Хей!
Мы дружно попрыгали в реку и поплыли к берегу. Рыжие люди завизжали от радости и принялись еще усерднее осыпать нас стрелами. Они стреляли очень метко, и поэтому только семерым из нас удалось достичь берега.
Но берег там, на Рже, как я вам уже говорил, очень вязкий, и мы без посторонней помощи ни за что бы не выбрались на сухое место. Да только этого и не потребовалось! Рыжие люди встретили нас прямо на мелководье, и мы схватились с ними в битве.
– Хей! Грязные собаки! – кричали мы.
– Хей! – кричали они. – Облетевшие листья!
Мы бились очень хорошо, никто из нас не дрогнул. Но рыжих было очень много, да и к тому же вязкая глина не чинила им ни малейшей помехи, и поэтому они весьма скоро зарубили моих четверых товарищей-гребцов, а меня, ярла и Лузая повалили в липкую грязь, крепко-накрепко связали веревками, и уже только после этого выволокли на сухой берег.
Как я потом узнал, Айгаслава и Лузая рыжие пощадили потому, что на них были кольчуги дорогой выделки, что сразу выдавало их непростое происхождение. А я был оставлен в живых из-за того, что первым прыгнул за борт. Рыжие люди посчитали, что я – самый храбрый из листьев. Глупцы!
И ярл им тоже так сказал:
– Глупцы! Развяжите меня!
Но они в ответ только смеялись. Лузай молчал. И я молчал. Кричал и возмущался только ярл. Тогда они ударили его по голове – и ярл затих, закрыл глаза, обмяк, а изо рта у него потекла кровь. Я опять промолчал. А Лузай им сказал:
– Напрасно вы так поступили. Если этот человек сейчас умрет, то вы даже не успеете об этом пожалеть! – и засмеялся.
– А почему это так? – спросили рыжие.
– А потому что этого человека уже однажды убили, – очень зловещим голосом сказал Лузай. – Да-да, – жарко продолжил он, – убили! А потом, когда он опять стал живым, то в Ярлграде было зарезано столько народу, что после этого еще три года тамошняя земля была красна от пропитавшей ее крови. Только потом уже дожди ее отмыли.
– А как он был убит? – спросили рыжие.
– Ему отрезали голову, – сказал Лузай. – Если не верите, то посмотрите шрам. Но только будьте осторожны, ибо мой господин очень злобного нрава.