Вдруг земля, как мне показалось, дрогнула! Я испугался и упал на землю. Я лежал и не шевелился, я даже затаил дыхание. Мои товарищи стояли неподалеку и настороженно наблюдали за мной. Но мне было не до них, я не хотел им ничего объяснять, я лежал и слушал землю…
Но земля больше не дрожала. Она не прогибалась, и не трещала, и даже не стонала, как это порой случается перед войной. Она просто была крепка и молчалива, как обычно. Вот так-то вот, подумал я, Цмок сдох, а земля как стояла, так и стоит. И так она всегда будет стоять! Слава Богу, ничего с ней не случилось. А то ведь как я этого боялся: вдруг, думал, только зарублю я этого гада — и сразу все вокруг провалится и рухнет на дно морское. Но вот ничего же не рухнуло! Значит, все, что об этом гаде говорили, — это наглая, бесстыжая брехня, никакой это не Цмок, а просто самый обычный древний зверь, очень редкий, но обычный, называется он динозаврус, мой брат был прав. Но он погиб, а я оказался удачливей. И я отомстил за него. Поганый динозаврус, гад! Я хотел повернуть голову и еще раз посмотреть на него…
Но сил у меня уже совсем никаких не было, я закрыл глаза и крепко-крепко заснул.
Когда я проснулся, было уже утро следующего дня. Я лежал на мягкой подстилке из свежих березовых веток. Неподалеку горел костер, возле него сидели мои селитьбенские попутчики и вполголоса о чем-то переговаривались между собой. Был там и пан Белькевич. Он молчал. Мы все еще оставались на старых вырубках, правда, уже не возле Цмоковой норы, а довольно-таки в стороне от нее, ближе к пуще. Утро было тихое, солнечное. Я посмотрел на свои руки. Они были в засохшей крови. Значит, подумал я тогда, я его все-таки убил. Он сдох! Ночь прошла, я спал, а он мне не снился, это меня тоже очень обрадовало.
Только одно меня тогда немного беспокоило — то, что как-то уж очень легко мы вчера с ним расправились. Ведь кто только на него не выходил — и всех он всегда убивал и сжирал, а тут вдруг как-то все получилось быстро и просто, как будто зубра затравили. Не нравилось мне это. Чем больше я думал об этом, тем больше не нравилось. Потом мне даже такое подумалось: может, я его вовсе и не убил? Подумав так, я сразу резко сел и посмотрел в сторону его норы.
То, что я там увидел, меня сразу успокоило. Еще бы! Там на его толстенной, здоровенной туше сидела целая стая воронья, они его молча клевали. Им даже каркать было некогда, вот как они старались!
У костра уже заметили, что я проснулся. Теперь все они смотрели на меня. Вид у них был какой-то странный, как будто случилось что-то недоброе. Я встал и попросил, чтобы мне дали воды умыться, смыть кровь…
И только тут я увидел, что позади них, по другую сторону костра, лежит череп Цмока. Именно не голова, а уже один голый череп. Экое страшилище, с удовлетворением подумал я, и как это мы умудрились его завалить?!
Один из панов пана Грютти, пан Самс, стал поливать мне на руки из котелка. Я умывался и поглядывал на череп. Добрый будет трофей, думал я.
Потом я подошел к костру. Мне дали мяса и вина. Я был очень голоден, я жадно, быстро ел, прямо как ворон…
Вот как только я подумал про ворона, мне сразу расхотелось есть. Да и вино было красное, я от него тоже отказался. Я повернулся к пану Белькевичу и спросил у него, как обстоят дела в Зыбчицах и что говорят люди о гибели Цмока.
— Или они по-прежнему его боятся? — насмешливо спросил я.
К моему удивлению, пан Белькевич был настроен весьма серьезно и потому на мой вопрос ответил так:
— Зыбчицы город большой, там у каждого на все свое мнение.
— Так ты что это, — недовольно спросил я, — хочешь сказать, что там есть и такие, кому наше вчерашнее дело пришлось не по нраву?
— Нет, — усмехнулся пан Белькевич. — Таких, кто бы печалился о Цмоке, у нас нет. Но зато есть много других, которые не верят в то, что ты его действительно убил.
— А это тогда что?! — гневно воскликнул я и указал на череп.
— Га! — уже тоже гневно воскликнул пан Белькевич. — Я-то вижу, что это такое. Я видел и то, как ты его убил. А вот поди им скажи, докажи!
— А чего к ним ходить?! — вскричал я. — Пускай сами сюда придут и посмотрят.
— Они не придут. Не хотят.
— Ну тогда я к ним приду! — Тут я вскочил и продолжал: — Приду и принесу им эту страшидлу. Пусть любуются!
— Боюсь, — сказал пан Белькевич, — что они смотреть на это не захотят. Да и тебя самого они в город до себя не пустят.
— Как так?
— А очень просто, ваша мость. Вот как меня до себя не пустили, так теперь и тебя.
Подобное известие меня просто ошеломило.
— Что?! — не поверил я. — Тебя, своего каштеляна, они не пустили?
— А что здесь такого? — совершенно спокойно ответил пан Белькевич. — Им это теперь привычное дело. Они же сперва Бориса к себе не пустили, теперь вот меня, а потом тебя не пустят.
— За что?!
— Как за что! Вот ты этому гаду голову срубил, теперь уйдешь, куда захочешь, а они здесь останутся. А потом он к ним придет и будет им мстить.
— Да кто это теперь уже придет?!
— Как кто? Цмок, конечно.
Я уже ничего тогда не понимал. Просто смотрел на пана каштеляна и молчал. Тогда он стал мне объяснять:
— Они что говорят? Что если бы ты действительно убил Цмока, тогда бы сразу вся наша земля развалилась и провалилась на морское дно. А раз она не провалилась, значит, это, — и тут он указал на череп, — это никакой не Цмок, а просто редкий дикий зверь, динозаврус. А Цмок сидит в дрыгве, живой и невредимый. Вот что они говорят.
Тут мне стало смешно! Я засмеялся, а потом сказал:
— Но если я убил не Цмока, а динозавруса, то тогда Цмоку какое до этого дело? Чего это он вдруг будет им мстить за динозавруса?
— О, ваша ясновельможность! — раздраженно воскликнул пан Белькевич. — Что это ты со мной споришь? Я-то все прекрасно понимаю. А вот ты им попробуй что-нибудь втолковать! Меня они знаешь за что вчера обратно в город не пустили? За то, что я вам пики привез. Меня, и братьев Сиваков, и всех, кто тогда вместе с нами был, никого не пустили. Геть отсюда, кричали, собаки, чтобы и духу вашего тут не было, цмокобойцы поганые. Потом еще даже стреляли. Так что, княже, делать нам в Зыбчицах теперь нечего. И вообще, надо отсюда уходить, пока не поздно. Хлопов здесь полная пуща! Демьяновых-то мы замесили, и то опять же не всех, но тут и без них этого валацужья навалом. А тут ты еще Цмока завалил. Они за Цмока будут мстить. Уходить нам надо, вот что!
— Куда?
— В Глебск, куда же еще.
— В Глебск? — удивился я.
— Да, только в Глебск, — подтвердил пан Белькевич. — Это же они, глебские, составили Сойм и там решили убить Цмока. Вот пусть теперь его голову и забирают, если она так была им нужна.
— Нет, я ее так не отдам, — сказал я.