—Да, — кивнул Тиберий. — Пожалуй, это можно назвать войною. И я объявлю ее завтра.
Он устроился на свободном ложе, привычно подставил голову рабу, надевшему ему венок из свежего сельдерея, и задумчиво добавил:
— Только бы мне завтра хватило на это сил, а после — времени…
Один за другим подходили новые гости.
—Аппий Клавдий — сенатор и член комиссии по переделу земли! — называл консул, и Эвдем, видя перед собой пожилого человека с насмешливым, слегка чудаковатым лицом, вспоминал сообщения своих агентов: «Аппий Клавдий, жрец авгур и принцепс сената, один из опытнейших политиков нашего времени».
—А еще тесть нашего любимого Тиберия, дед его великолепного сына и, не менее прекрасной, дочери, и триумфатор! — сделал добавление к словам Сцеволы Аппий Клавдий, приветливо кивая пергамскому посланнику.
«Ах, да! — вспомнил Эвдем. — Однажды, после победы, которую отказался праздновать сенат, этот чудак сам устроил себе триумф и в гордом одиночестве проехал по Риму в триумфальной колеснице!»
— Публий Лициний Красе, наш будущий консул и верховный жрец!
— И тесть Гая Гракха! — с улыбкой поддержал Аппия Клавдия стройный мужчина лет сорока пяти с легкой сединой на висках.
— Жаль, что Гая опять нет с нами, то–то обрадовался бы такой новости! — вспомнил Сцевола о брате Тиберия, а Аппий Клавдий недовольно пробурчал:
— Он там воюет, а мы должны мерить землю и ругаться с патрициями! Неизвестно, кому еще легче! Там враг перед тобой, знай — руби его да коли, а тут, того и гляди, получишь удар в спину!
— Гай Биллий! — продолжал представлять Сцевола, и Эвдем увидел, как вбежавший юноша лет двадцати бросился к Тиберию и обнял его с восторженным криком:
— Тиберий, мы спасены!
— Почему ты оставил охранников моего дома одних? — отталкивая юношу, спросил Гракх. — Или ты хочешь, чтобы с моей Клавдией и детьми расправились так же, как с несчастным Муцием?
— Прости, не смог удержаться, чтобы не поздравить тебя и всех нас! — снова обнял Гракха Гай Биллий и поспешно выбежал из перистиля.
— Философ Блоссий! Фульвий Флакк! Диофан! — продолжал консул и вдруг проворно поднялсяс ложа и, разведя руки для объятий, двинулся к двери: — Полибий! Ты ли?! Какими судьбами, старина?!
— Вот, опять в Риме! Не дает мне покоя эта тридцать девятая книга, никак не могу писать о Риме в Афинах! — улыбаясь, прошел к Сцеволе знаменитый историк.
— Лучше о розах писать в розарии? — приветливо спросил у него Блоссий.
—Да! — охотно ответил старик.
—А о пчелах — в улье? — подмигнул Аппий Клавдий.
—Смотри! — с усмешкой погрозил ему пальцем Полибий. — Хоть ты и первый по списку в сенате, а такого напишу о тебе в своем труде, что не возрадуешься! Хочешь предстать перед потомками в неприглядном виде?
Сенатор, пробурчав себе под нос, что последнее дело связываться с писателями, судьями и врачами, даже если они шутят, отошел в сторону, и Полибий обратился ко всем:
— Знаю, знаю, какая у вас сегодня радость, ведь это всего второй случай, когда завещают царство Риму. Первой была Кирена, которую двадцать три года назад завещал вам Птолемей. И вот теперь — Пергам, и как нельзя кстати! Как же вы намерены распорядиться таким щедрым подарком Аттала?
— Спроси об этом лучше Тиберия! — мрачно махнул рукой Муций Сцевола. — Хоть ты образумь его — подставляет свою грудь прямо под мечи отцам–сенаторам!
— Не дается даром победа над тем, кто готов подставить свою грудь под удар! — начал было заступаться за Гракха Блоссий, но Полибий жестом остановил его и взглянул на Тиберия:
— Расскажи старику…
Тиберий повторил все, что уже слышал Эвдем. Полибий задумчиво сказал:
— Как сказал бы любящий латинские поговорки твой друг и учитель Блоссий, ты ступаешь по огню, прикрытому обманчивым пеплом! Я же скажу как историк: немало писал я о людях, пытавшихся взвалить на свои плечи такую тяжесть, какую осмеливаешься поднять сейчас и ты. И уже благодаря этому имя твое переживет тебя, и истина, как самая верная и терпеливая дочь времени, поставит его в один ряд с Муцием Сцеволой, великим предком нашего уважаемого хозяина, Горацием Коклесом, Сципионом Африканским, Но остерегись, мало кто из этих людей умер в свое время собственной смертью. Я стар, ты — молод, и поэтому мне очень не хотелось бы в своем труде, упоминая о тебе, написать слово «был»…
— Как бы он, и правда, не накаркал беды! — обеспокоено шепнул хозяину Аппий Клавдий, и встревоженный не меньше принцепса сената, консул торопливым жестом приказал рабам вносить столики с яствами и винами.
Но Полибий, не обращая внимания на возникшую суету, с грустной улыбкой положил свою старческую руку на плечо Тиберия:
— Завтра тебе предстоит очень важный шаг. Задумайся над ним, И пусть дела и трагические судьбы лучших сыновей Рима помогут тебе сделать правильный выбор.
2. Царь и раб
Фемистокл, как всегда, в доспехах и с мечом на поясе, при свете факела, придирчиво осматривал стрелы, наполняя ими свой простой, с дешевой медной накладкой, колчан.
Услышав стук входной двери, он отложил в сторону очередную стрелу, казавшуюся ему ненадежной, и недовольно покачал головой:
- Ну, наконец–то, Клеобул! Почему так долго? Мне давно надо быть на крепостной стене, посмотреть, как там!
- На крепостной стене все в порядке! – послышалось в ответ.
Фемистокл вздрогнул и поднял над головой факел:
- Серапион? Ты?!
- Да! – подходя, кивнул «друг царя». – Наши воины готовы отразить штурм, а римляне, как всегда, медлят!
- Хвала богам, — сдержанно отозвался Фемистокл. – С чем пришел?
Но Серапион не торопился с ответом и вел себя как–то необычно.
- А… где Клеобул? – оглядевшись, спросил он, впервые называя раба Фемистокла не Афинеем, что значит просто раб из Афин, а его настоящим именем.
- Тебе–то что до него? – с удивлением уточнил Фемистокл.
- Мне ничего, а вот ты бы не выпускал его без особой надобности из дома.
- Это еще почему?
- В Тавромении неспокойно. Мало ли что может случиться… — уклончиво ответил Серапион.
В его тоне не было обычной подозрительности. И это еще больше насторожило Фемистокла.
- Говори прямо, что тебе надо? – потребовал он. – Зачем ты пришел в мой дом?
- Только по долгу службы! – клятвенно прижал ладони к груди Серапион. – Тебя срочно вызывает к себе базилевс!
- Меня? – изумился Фемистокл. — Он еще помнит, как меня зовут? Два месяца ему не было никакого дела до моих советов, а тут – к себе, срочно!.. Зачем?!
- Там узнаешь! — приглашая следовать за ним, показал рукою на дверь Серапион, и снова в его голосе не было ни тени угрозы или злорадства.