– Я слышал об этом, но ОМОН зачем?
– Ловить людей и на учёт ставить. Имама, естественно, сняли. Тогда его приверженцы ушли из мечети и основали свою, за «железкой». По слухам, Халилбек дал деньги. Но имама потом всё равно оттуда выжили.
– Из новой мечети тоже?
– Да, ведь в конце концов мечеть за «железкой» и вправду стала ваххабитской. Он не сходился с паствой во взглядах.
– Ну а последняя драка из-за чего? Повод был?
– Да, бытовуха. Пацан из мечети с Проспекта чего-то не поделил с другим, который ходит за «железку». С этого и закрутилось. Прямо на моих глазах, после вечернего намаза. Я как раз вышел пройтись после ссоры с отцом. По поводу женитьбы ссорились. Стою и вижу – вываливает народ из мечети.
– За «железкой»?
– Да. Выходят, а за железнодорожными путями уже толпа собралась. Чуть ли не пятьсот человек. Ну, думаю, сейчас будет каша. И, смотрю, кто-то крикнул «Аллау Акбар», побежали друг другу навстречу. К рельсам. Кто-то стал бросаться камнями, и с той, и с другой стороны. Выстрелы в воздух, крики… Я и ещё несколько свидетелей бросились успокаивать, разнимать. И тут подъезжает штук десять «Уралов» с ментами. Мне потом сосед говорил, что менты были в курсе и с проспектовскими заодно. Но мне ото всех тошно. Ты бы знал насколько!
– Да ладно тебе, Русик, тебя же сильно не трогают.
– Меня не трогают? Забегает на той неделе сосед, тот же самый, и давай раскачивать: Мирзика похитили, Мирзика похитили! Вечером звонил домой, должен был купить хлеб и через десять минут приехать – и пропал!
– А, знаю Мирзика!
– Да кто его не знает! Двоежёнец бородатый. Ну вот, Мирзик пропал, и тут же – обычная новость: на въезде в город дорожный патруль пытался остановить подозрительный автомобиль, но водитель открыл по нему огонь. А потом ответным огнём был уничтожен. Оказалось, Мирзик.
– Что, правда?
– Ну сосед кричал, что неправда, что всё подстроено, как они обычно орут, тут не разберёшь. В общем, давай из него святого делать. Напиши, говорит, про Мирзика статью, ты умеешь. Я им объясняю: в жизни статей не писал, я – преподаватель. Но они как с цепи сорвались. Долдонят мне про его доброту. И требуют, чтобы я обязательно про клубничный кекс в материал впендюрил.
– Какой ещё кекс?
– Ну жене соседа (она на сносях) захотелось клубничного кекса и она написала об этом в какой-то виртуальной группе. Жена Мирзика про это прочитала и сообщила Мирзику. Они в это время в машине куда-то ехали. И якобы Мирзик мгновенно развернулся и полетел в кондитерскую покупать соседской жене эту самую сладость.
– Ангел, а не человек.
– Да не то слово. Теперь на меня зубы точат, что я писать отказался. Да много чего накопилось. То, что танго танцую…
Марат отмахнулся:
– Побольше их слушай!
– Да я спасался только тем, что для людей Халилбека кропал диссертации. Все это знали и меня не трогали. Халилбека боялись. А теперь он в тюрьме…
За окном потянулась канавка с плакучими ивами, мусорные горки и неподвижные силуэты жующих жвачку коров.
– Вот-вот подъедем, – заметил Марат.
Через некоторое время показалось кирпичное здание станции, состав затормозил, и вскоре они уже шли по перрону. Очень далеко темнели контуры предгорий. Посёлок, родившийся здесь лет пятьдесят назад у станции, начинался сразу за ней, разрастаясь коричневыми кварталами в стрекочущую степь. После засухи грязь на улицах спеклась и крошилась.
На повороте Русик перевесил спортивную сумку на левое плечо, подал Марату руку и, хмурясь то ли от солнца, то ли по своей обыкновенной унылости, потопал, тряся вихрами, через мост над железнодорожными путями. По ним, чух-чухая по направлению к городу, уже разгонялись скрипучие вагоны поезда.
Посёлок под надвигающимся зноем обезлюдел, и до самого дома Марат ни с кем не столкнулся. Отец и мать встретили сына принятым здесь показным холодком, но было ясно, что очень рады.
– Как там в поезде, Марат? Не грязно? А полотенца дают? – не умолкала мать.
– Что у вас там за дело в конторе разбирается? Я слышал, громкое, – наседал с другой стороны отец, крякая и то и дело вытирая обеими руками бородавчатое лицо, – убийство правозащитницы. Подозревают наших. А кто заказчик, известно?
Марат намыливал руки у раковины и отвечал отрывисто. Ему не терпелось сесть за накрытый стол, где уже, конечно, дымилась миска с хинкалом
[7]
из гороховой муки, ждали бульон и сметана с раздавленным чесноком.
– Ты лучше скажи, как Халилбека взяли, отец, – улыбался Марат, опускаясь на табуретку и берясь за вилку, – мне Русик в поезде ничего толком не объяснил.
– Какой Русик? Танцор балета, что ли? – встряла мать, поправляя шпильки в расползающемся пучке.
– Какого балета, мама? Что ты издеваешься?
– Никто не издевается! – резко одёрнула мать. – Так люди про него говорят. Ходит по посёлку, как жар-птица ощипанная, петух без перьев, а думает, что он лучше всех. Самомнение – страшный грех, Марат.
– Не начинай, пожалуйста. – Марат поморщился.
– Вот Халилбек тоже думал, что он сел на высокую ветку, его никто не клюнет, а прилетели коршуны и унесли. Даже Халилбека унесли.
– Хватит, да, слушай, со своими коршунами, – вмешался отец. – Ты лучше его имя громко не произноси, мало ли.
– А я не боюсь, Асельдер! Это ты его боялся! Он твоего сына убил, а ты хвост поджал, как трусливый волк перед охотником.
– Перестань, да, слушай.
– А те ваучеры… Помнишь? Двадцать лет назад. Кто тебе не дал продать те ваучеры?
– Акции.
– Да какая разница! Не дал Халилбек! Уговаривал как бешеный не продавать, и ты не продал, послушался. Доверил. А Магомедовы продали и на эти деньги участок купили в городе. А мы живём, как колхозники, в посёлке!
– Надоела, слушай, сколько можно вспоминать про эти акции…
– А игровой дом! Кто игровой дом построил в посёлке, кто молодёжь портил лохотронами, автоматами? Халилбек!
– Мама, – оторвался от миски Марат, – он такие дела воротил, а ты чёрт-те что вспоминаешь, детский сад разводишь. Всё, можешь успокоиться, посадили его.
– Ещё неизвестно, окончательно или нет, – замотал головой отец. – Его же три раза брали. Смешно, слушай. Первый раз взяли. Обыск, туда-сюда, народ на ушах, журналисты уже смакуют. Потом вечером Халилбек делает заявление, что никто его не вязал, он на свободе и всё у него хорошо. И полиция не опровергает. Через две недели то же самое!