– Но если Халилбек и есть волшебный и бессмертный Хидр, мудрый наставник и всё такое, зачем он следователя убил? – не унималась я.
– Шшш, Патя!
– Или Адика с нашего посёлка?
– Патимат, ты поступаешь как неразумная. Судишь, не поняв, – строго осадила бабушка. – Люди никогда не могут сразу объяснить поступков Хидра. Удивляются, осуждают. Потому что сути не видят. А потом оказывается, что Хидр был прав.
– Как можно быть правым, убив человека?
Ни бабушка, ни соседки не нашлись что ответить, и поэтому дружно нагнулись над тазами с очищенными уже семечками, засуетились, закопошились.
– Патя, быстро завари чай! – прикрикнула старшая соседка.
Я послушно пошла на кухню, включила электрический самовар, достала крупнолистовый зелёный чай, гвоздику, чёрный перец горошком, мешочки с сушёной душицей и мятой, полынью и чабрецом, лавровый лист, баночку тмина. Ошпарить заварочный чайник, закинуть всего по щепотке, по две-три штучки, залить кипятком, поставить на рассекатель на тихий огонь…
И почему не звонит Марат? Неужто этот гадкий Тимур его отвадил? Я думала об этом и днём и ночью, проваливаясь в мечты и фантазии о нашей с Маратом внезапной встрече, признаниях и тому подобной романтике. Чем наивнее рисовались картины, тем легче было выдержать тянувшуюся неопределённость.
– Ну что, Патя, как вообще дела? – прицепилась вошедшая ко мне на кухню соседка – та, что разносила вести о срыве сватовства Абдуллаевых.
– Нормально, спасибо…
– Что замуж не выходишь?
– Ну-у-у…
– Смотри, Эльмира дотянула до двадцати восьми и уже не может рожать.
– Не всем везёт…
– Никому не везёт, если медлить! Сейчас такая экология! У одной – яичники, у второй – шейка, просто-напросто выносить ребёнка не могут.
Я молчала в ответ, надеясь, что, не дождавшись реакции, соседка отвяжется. Но она продолжала разглядывать мамины кухонные вещички, крючки для полотенец, баночки для сыпучих круп, балкарские глиняные фигурки на полках. Потом села нога на ногу и уставилась на мой вихрастый затылок.
– А волосы ты где постригла? В Москве?
– Да…
– А зачем? Модно, да?
– Да не знаю. Постригла, и всё…
– А сушишь ты феном или полотенцем?
– Просто на воздухе. Они быстро сохнут.
– Ну конечно, – закивала соседка, – три волосинки…
Потом поднялась и стала разглядывать через моё плечо, как я снимаю заварочный чайник с рассекателя и достаю стаканы-стекляшки.
– Ты с травами заварила, да? А моя свекровь не любит. Ругается, если я с травами делаю…
– Угу.
– Но я иногда мужу завариваю. Есть смесь, специально для мужчин, чтобы налево не сворачивали и только жён любили.
– Это как?
– Выйдешь замуж – скажу. Я вообще много смесей знаю. Ко мне даже Люда заходила, у которой дочку жених бросил.
– Амишкина мама?
– Да. Просила что-нибудь эффективное, чтобы дочку успокоить.
– Удалось?
– Они её в горы отправили, там вроде какой-то дальний родственник жениться на ней согласен. Туда ведь слухи с равнины не так просто доходят.
– Какие?
– Сама знаешь. Что Амишка – не девочка.
Я шумно вздохнула. Мне так опостылела соседская трескотня, что я готова была уже вылететь на улицу, хоть даже и прямо в лапы Тимуру.
– А ты в штанах наружу тоже выходишь? – продолжала соседка, переключившись на мои брюки.
– Здесь ещё не выходила.
– В поселке не надо, не поймут. Ты бы хоть футболку сверху спустила, что ли.
Она лениво облокотилась о подоконник и стала глядеть из окна на баньку, в которой когда-то чахла мама:
– Нда… что теперь с бедняжкой будет…
Я переспросила:
– Какой бедняжкой?
– Да я про невесту Абдуллаева думаю. Какая мать её теперь за сына посватает, после таких проклятий?
– Ну если кто боится, пускай сводит её к гадалке или к кому там водят в этих случаях.
– У нас есть один, который гадает, мужчина, Эльмураз.
– Вот пускай к нему и сводят. – Я подхватила поднос со стаканами душистого чая и вазой с финиками и понесла в переднюю.
Там, кажется, продолжали обсуждать чудеса Халилбека.
– У красного командира ферма молочная, вы знаете, – говорила серебрянозубая.
– Красного командира? – удивилась я, расставляя стаканы на стол.
– Патя, ты что как с Луны свалилась! Красный командир – отец этих рыжих Фарида, Гамида, Сайгида…
– А, ну да.
– И вот. Что-то у них не ладилось. Молока было мало: на сметану, сыр, сыворотку – его уже не хватало. И так почти год, уже разоряться начали. А тут как раз Халилбек в посёлок приехал. Идёт с какой-то веточкой мимо фермы. Увидел, поговорил с командиром, погладил коров – и всё. Молоко пошло…
– Да ты что…
– Зуб даю!
Я представила, как соседка вынимает мозолистыми пальцами изо рта свой серебряный зуб, и прыснула.
– Что за смех, Патимат! Как у ослицы во время течки! – осадила меня бабушка.
Соседки оставили в покое тыквенные семечки и перешли к столу. Бабочка продолжала дремать на окне.
– А ещё, а ещё Халилбек вылечил Хадижу, давно это было, – начала та, что пилила меня на кухне.
– Хадижу?
– Жену Асельдера. У них ещё сын Марат – красавец, адвокатом в Москве работает, они с Шахом Фирузиным вместе учились.
Ладони у меня вспотели. Марат! Речь идёт о нём! Я заскрипела стулом.
– Как он её вылечил?
– Как-как? Халилбек тогда с Асельдером общался, потом они поссорились. Адик сбитый ведь оказался его сын.
– Чей сын?
– Асельдера! Внебрачный. Ну вот. У Хадижи были адские боли во лбу, она ещё говорила, что у неё как будто рог оттуда лезет. Ворочалась, ворочалась, спать не могла. И днём прямо ныла от боли. А Халилбек к ним зашёл по-простому, без понтов, на хинкал. «Что ты, Хадижа, мучаешься?» – говорит. Взял чайную ложку, обмакнул в чай и вот так приложил!
Соседка схватила чайную ложку, сунула в горячий чай и ткнула черпалом мне в лоб. Я ойкнула от ожога.
– Вот так он ей сделал, – засмеялась соседка.
– Неужели боль прекратилась? – защебетали все разом.
– Да как рукой сняло! Хадижа сама рассказывала. А теперь отрицает!
– Вздорная она женщина…
Калитка наша скрипнула, чей-то детский голос позвал со двора: