Тайная история сновидений. Значение снов в различных культурах и жизни известных личностей - читать онлайн книгу. Автор: Роберт Мосс cтр.№ 96

В конце этого же года Черчилль сказал врачу: «Мне снится много снов. Почему это происходит? Эти сны всегда очень интересны, поэтому мне жаль просыпаться. Я хочу, чтобы они продолжались. Некоторые из них весьма сложны для понимания. Прошлой ночью я видел во сне десять сигар. Они были огромного размера, и к каждой из них был привязан кусочек бумаги, на котором была написана история этой сигары». Мы не знаем, пытался ли кто-нибудь из них заняться изучением истории крупных сигар или же они сочли этот сон предупреждением относительно состояния здоровья Черчилля. Моран просто отмечает в своем дневнике, что Черчилль демонстрировал «очевидные признаки старости», хотя и «не собирался сдаваться» [56].

В начале 1953 года Черчилль был полон энергии и работал так, что казалось, он еще до завтрака в состоянии решить половину задач, стоящих перед правительством. Он доверял своим снам и считал, что они способствуют его неиссякаемой жизненной энергии и хорошему настроению. «Я вижу весьма приятные сны – даже мельчайшие детали в них очень красивы. У меня такое чувство, что я принимаю непосредственное участие в этих сценах или событиях» [57].

2 сентября 1953 года Черчилль рассказал своему врачу сон, оказавшийся пророческим: «Прошлой ночью мне приснилась крупная женщина, похожая на Элеонор Рузвельт, и эта женщина была президентом Соединенных Штатов. Этот сон был очень живым и ярким, но мне хотелось бы понять, что он означает» [58]. Моран не говорит нам, обсуждали ли они вероятность того, что однажды Президентом США станет женщина. Он просто записал, что, как и в остальных случаях, Черчилль хотел бы получить толкование увиденных им во сне событий. «Знаете ли вы, Чарльз, что-нибудь о снах и их значениях? Я вижу любопытные, подробные и замысловатые сны. Я просыпаюсь, однако когда снова ложусь спать, мои сны возвращаются» [59]. Он настаивал на том, что его сны были очень «приятными».

Через девять дней после встречи с женщиной-президентом Соединенных Штатов Черчилль увидел во сне, что он помог уничтожить большую часть руководящего аппарата Советского Союза: «Мне приснилось, что я нахожусь в поезде со всеми русскими большевиками; там были Молотов, Маленков, Жуков, Ворошилов; между нами установились очень ясные и корректные отношения. Случилась контрреволюция. У нас были специальные бомбы размером со спичечный коробок с ограниченным радиусом поражения. С их помощью мы уничтожили всех русских, абсолютно всех. Контрреволюция имела грандиозный успех. Этот сон продолжался довольно долго». Он спросил своего врача: «Могут ли эти сны причинить какой-нибудь вред, Чарльз?» [60]. И вновь доктор не оставил нам никакого свидетельства о своем ответе, если он вообще ответил ему что-либо.

20 июля 1955 года Моран сделал следующую краткую запись со слов Черчилля: «Мне приснился интересный сон. Я разговаривал с Эдвардом Греем сорок лет тому назад. Это была долгая беседа». Во время разговора Черчилля со своим врачом ему на руку сел волнистый попугайчик. Моран с симпатией отмечает, что Черчилль «поднес его к губам». Черчилль не мог ничего вспомнить из своего сна за исключением того, что прошло уже очень много лет с тех пор, как он встречался и разговаривал с покойным государственным деятелем. Он начал жаловаться на огромное количество работы по корректуре своего трехтомника по истории англоязычных народов и упомянул о трудностях, вызванных необходимостью удерживать в памяти различные исторические эпохи. Казалось, что в его мыслях и воображении различные временные периоды слились воедино, умершие оказались в мире живых, а живые смогли проникнуть в мир мертвых. «Мне не следует ничего менять, – вздохнул Черчилль. – Я могу только умереть» [61]. Вернувшись в Чартуэлл несколько дней спустя, Моран нашел Черчилля на берегу озера, где тот любовался черными лебедями [62]. Если Черчилль и рассказывал ему о других своих снах, Моран их больше не записывал. Возможно, способность Черчилля запоминать свои сновидения резко снизилась вследствие приема успокоительных лекарств, прописанных ему врачом.

В последние годы жизни Черчилля все достижения часто меркли в его сознании по сравнению с тем, что ему так и не удалось сделать. Сразу после революции большевиков он пообещал себе уничтожить советский коммунизм, однако в 1945 году стал свидетелем возникновения «железного занавеса» (это он является автором данного определения), который опустился над странами Восточной Европы. Именно поэтому он озаглавил последний том своей истории Второй мировой войны «Триумф и трагедия». Тем не менее, 1 января 1953 года он предсказал Джоку Колвиллю, что современная молодежь в случае «нормальной продолжительности жизни несомненно станет свидетельницей краха коммунизма в Восточной Европе» [63]. Так и случилось, и это пророчество Черчилля в очередной раз доказывает его дар ясновидца. Трудно было бы найти другого западного государственного деятеля, который бы так ясно видел события далекого будущего.

Черчилль, которого противники насмешливо называли «американским полукровкой» из-за того, что его мать, Дженни Джером, была американкой, мечтал об объединении Великобритании и Америки в рамках великого альянса англоязычных народов. К его сожалению, это желание реализовалось только на страницах его альтернативной истории. На одном из торжеств по случаю своего дня рождения в возрасте более семидесяти лет он сказал своей дочери Диане в ответ на ее удивление по поводу его жизненных успехов: «Я достиг слишком многого, но в итоге так ничего и не сделал» [64].

Почти до самого конца Черчилль находил утешение в живописи. Однажды он заметил, что большинство людей разделяет работу и удовольствие. Но для некоторых «работа и удовольствие становятся единым целым… Баловни судьбы принадлежат к этой второй группе людей. Для них рабочий день всегда оказывается слишком короток. Каждый день для них праздник» [65]. Человеку необходим покой, перемены и смена занятия, а живопись масляными красками давала Черчиллю ощущение душевного равновесия и необходимую «смену занятия». Он начал рисовать в сорок лет в момент глубокого отчаяния после трагического поражения в битве при Галлиполи в 1915 году. Оказавшись на задворках общественной и политической жизни в разгаре войны, он был похож на «выброшенную на берег морскую рыбу или внезапно оказавшегося на суше водолаза… казалось, что вены взорвутся от напряжения» [66]. Черчилль нашел облегчение в живописи. Он начал с детской коробки красок. Затем приобрел полный набор инструментов для живописи масляными красками и продолжал писать картины до того момента, когда физические и душевные силы покинули его.

«Когда я попаду на небеса, – заявил он, – большую часть своего первого миллиона лет пребывания в раю буду заниматься рисованием и, в конечном итоге, стану мастером своего дела. Но затем я попрошу еще более яркую палитру красок, чем та, которой художники пользуются на земле. Я думаю, что оранжевый и ярко-красный станут самыми темными цветами этой палитры, а между ними будет целый ряд чудесных новых красок, который будут услаждать божественный взор» [67].

Хотя с юных лет Черчилль не интересовался религией, встречи с умершими людьми убедили его в существовании загробной жизни. Его личный секретарь замечал, что «в последние годы жизни он, несомненно, развил в себе убеждение, что жизнь продолжается после смерти» [68]. Несмотря на то, что Черчилль воображал себя художником в раю, он сказал своему врачу следующее: если сначала ему придется отправиться в чистилище, он обязательно захватит с собой машину времени – точнее говоря, «Машину времени» Г. Дж. Уэллса [69]. Было бы забавно увидеть, как Уинстон путешествует сквозь время, изучая людей и события с точки зрения человека, способного пренебречь правилами обыденной реальности. Учитывая его интерес к альтернативной истории, он наверняка бы постарался обнаружить разницу, сравнивая последствия всех возможных вариантов развития событий, в отличие от Уэллса, представлявшего себе путешествие во времени в виде движения по одноколейному пути. Поскольку Черчилль любил записывать свои приключения, несложно вообразить себе этого фантазера в роли писателя, создающего удивительные истории, которые показались бы нам (разумеется, если бы мы могли их прочитать) произведениями в жанре научной фантастики. И еще легче представить его в потустороннем мире рисующим картины красками, цветовая гамма которых намного превосходит спектр земной палитры оттенков.