В то же время карта мобилизует подсознание, гнездящиеся в нем иррациональные установки и предрассудки – надо только умело подтолкнуть человека на нужный путь работы мысли и чувства. Как мутное и потрескавшееся волшебное зеркало, карта открывает все новые и новые черты образа по мере того, как в нее вглядывается человек. При этом возможности создать в воображении человека именно тот образ, который нужен идеологам, огромны. Ведь карта – не отражение видимой реальности, как, например, кадр аэрофотосъемки. Это визуальное выражение представления о реальности, переработанного соответственно той или иной теории, той или иной идеологии.
В то же время карта воспринимается как продукт солидной, уважаемой и старой науки и воздействует на сознание человека всем авторитетом научного знания. Для человека, пропущенного через систему современного европейского образования, этот авторитет столь же непререкаем, как авторитет священных текстов для религиозного фанатика.
Первыми предприняли крупномасштабное использование географических карт для идеологической обработки населения немецкие фашисты. Они быстро установили, что чем лучше и «научнее» выполнена карта, тем сильнее ее воздействие на сознание в нужном направлении. И они не скупились на средства, так что фальсифицированные карты, которые оправдывали геополитические планы нацистов, стали шедеврами картографического издательского дела. Эти карты заполнили учебники, журналы, книги. Их изучение сегодня стало интересной главой и в истории географии, и в истории идеологии.
В последние годы фабрикация географических карт (особенно в историческом разрезе) стала излюбленным средством для разжигания национального психоза при подготовке этнических конфликтов. Это – особая «горячая» сфера манипуляции общественным сознанием. Наглядная, красивая, «научно» сделанная карта былого расселения народа, утраченных исконных земель и т. д. воздействует на подогретые национальные чувства безотказно. При этом человек, глядящий на карту, совершенно беззащитен против того текста, которым сопровождают карту идеологи. Карта его завораживает, хотя он, как правило, даже не пытается в ней разобраться.
Мы сами совсем недавно были свидетелями, как во время перестройки идеологи, помахав картой Прибалтики с неразборчивой подписью Молотова, сумели полностью парализовать всякую способность к критическому анализу не только у депутатов Верховного Совета СССР, но и у большинства здравомыслящих людей. А попробуйте спросить себя сегодня: какую же там ужасную тайну увидели? Почему при виде этой филькиной грамоты люди усомнились в законности существования СССР и итогов Второй мировой войны? Никто не вспомнит. А на той карте ничего такого и не было, что могло бы вызвать это «озарение». Просто манипуляторы хорошо знали воздействие самого вида карты на сознание. Поскольку тоталитарный контроль над прессой был в их руках и никакие призывы к здравому смыслу дойти до масс не могли, успех был обеспечен.
Сегодня главным средством воздействия на сознание стал язык телевидения с особым жанром – рекламой, главный смысл которой заключается именно в манипуляции сознанием. Но телевидение заслуживает отдельной главы.
§ 3. Мир звуков и запахов
Мы не можем подробно обсудить все виды знаковых систем, которые становятся мишенью для воздействий, служащих манипуляции сознанием. Укажем коротко еще лишь некоторые. Важная знаковая система – акусфера, мир звуковых форм культуры. Звуки, воздействующие в основном не на разум, а на чувства, всегда занимали важное место в программировании поведения. Слово с его магической силой выросло из нечленораздельных звуков, издаваемых вожаком стаи. Каждый, кто общался с животными, знает, насколько богаты оттенками и как сильно действуют на слушателя вроде бы однообразные звуки – мяуканье кошки, лай собаки, ржанье лошади. Что же касается слова, то его восприятие в большой степени зависит от того, каким голосом оно произнесено. Те, кто служил в армии, знают, например, что такое «командирский голос»
[20]
.
Мы говорили о «семантическом терроре» – убийстве слов, обладающих глубокими множественными смыслами, или подмене смысла слов, создании новоязов и антиязыков. Но важна и фонетика, произношение слова и фразы вслух. «Язык есть цветение уст». Сказавший эту фразу Хайдеггер подчеркивал: «Чтобы раскрылось бытие во всей своей потаенной явленности, слушающий должен свободно отдать себя власти его слышимого образа».
Выше, в гл. 4, упоминались исследования психоаналитиков того, как действует на подсознание голос политика и как это сказалось на восприятии радиодебатов между Кеннеди и Никсоном. Сегодня мы можем наблюдать «научно обоснованную» обширную программу изменения фонетической основы русского языка. Вот кажущееся безобидным дело – замена дикторов радиовещания и телевидения.
За шестьдесят лет люди привыкли к определенному типу «радиоголоса» как к чему-то естественному. И мало кто знал, что в действительности в СССР сложилась собственная самобытная, одна из лучших в мире школа радиовещания как особого вида культуры и даже искусства XX века. На советском радио один и тот же диктор, мастерски владея как бы несколькими «голосовыми инструментами», – тембром голоса, ритмом, темпом и множеством других параметров чтения, – может в совершенстве зачитать и сообщение из области медицины, и на сельскохозяйственную тему, а они требуют разной аранжировки. Казалось удивительным, как в такой новой области, как радиовещание, удалось воплотить старые традиции русской музыкальной и поэтической культуры.
С начала 90-х годов дикторы радио, подражая «Голосу Америки», стали использовать чуждые русскому языку тональность и ритм. Интонации часто не соответствуют содержанию и бывают оскорбительны (когда речь идет о трагических событиях). Сообщения читаются таким голосом, будто диктор с трудом разбирает незнакомый текст. Резко снизилась общая грамотность – дикторы проглатывают целые слова, а уж о мелких ошибках вроде несогласования падежей и говорить не приходится. Все это – подкрепление «семантическому террору» со стороны фонетики.
Очевидно и всем известно воздействие музыки на сознание. Стоит вспомнить эффект боевого или траурного марша, песни «Вставай, страна огромная» или выступления рок-ансамбля перед толпой «фанатов». Об эффекте музыки в программировании поведения (обычно в совокупности с другими каналами воздействия – словом, пластикой движений и зрительными образами) написано море литературы.
Надо добавить только, что не менее важной, чем звук, частью акусферы является тишина. На мышление, сознание и подсознание человека действует именно чередование звука и тишины – со своим ритмом и интенсивностью. Ницше не раз возвращался к глубокой мысли: «великие события случаются в тишине» («приходят на голубиных лапках»). Если же речь идет о взаимосвязи бытия и политики (а именно здесь лежит проблема манипуляции сознанием), то роль тишины возрастает еще больше. Хайдеггер, который продолжил мысль Ницше об аристократии сильных, посвященных, призванных управлять массой, даже поставил вопрос о создании сигетики – техники молчания. Это – «тихая», более или менее подсознательная коммуникация среди посвященных посредством умолчания.