Панджшер навсегда - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Мещеряков cтр.№ 17

Командир батальона не остался в стороне от прочесывания кишлака и вместе с группой солдат из взвода связи выдвигался в составе шестой роты. Подспудно он стремился быть рядом с Гайнутдиновым, словно не доверял ему и хотел убедиться, что его сомнения безосновательны. Непрошеные гости колоннами шли вдоль дувалов, негромко переговариваясь, заглядывая в каждую дверь, щель, скользили глазами по плоским крышам домов. Их угрюмые лица не предвещали ничего хорошего. Они били прикладами по воротам, и их впускали. В каждом дворе их встречала толпа женщин и детей. Чем богаче бача, мужчина, тем больше у него жен и наложниц, в этом ориентироваться просто.

В очередном доме по наработанной схеме взвод рассыпался на несколько групп. Группы прикрытия возглавлял лейтенант Рыбакин. Вначале они не входили в дом, а блокировали его, брали под прицел срезы крыши, окна, выходившие в переулок, виноградник и сам переулок вместе с окрестными домами. Другая часть взвода врывалась внутрь, сержант и пулеметчик занимали самую верхнюю крышу, остальные рассыпались вдоль стен, направляя стволы на окна и двери. И на этот раз, убедившись в безопасности, Усачев отдал команду вызвать Рыбакина и его людей и начать обыск.

За весь этот день, проведенный в Карабаг-Базаре, его пессимизм только окреп, а налет романтики испарился почти бесследно. Жизнь, она и есть жизнь. И никто ничего не знает о ней до конца. Мы живем в плену собственных представлений о ней, которые сами и создаем, в которых нам удобно или хотя бы привычно. Войдя в хлев, он оценивающим взглядом посмотрел на работу сапера, методично протыкавшего земляной настил, старое сено, сваленное в углу. Сапер замешкался, снова вернулся к проверенному участку.

– Товарищ подполковник, что-то есть, похоже на упаковку или сверток.

– Возьми вилы, подкапывай! – Но то, что извлек сапер, оказалось совсем не тем, что по неопытности ожидал Усачев. То был старый, грязный полиэтиленовый пакет, набитый всякой бытовой мелочью, которую у нас назвали бы хламом или даже мусором. – Что это?

– Тут какие-то женские безделушки. – Солдат вытряхнул все из пакета.

– Пожалуй, ты не ошибся, для нас это действительно безделушки. – На земляном полу рассыпались катушки с остатками ниток, гребешок, иголки, две алюминиевые чайные ложки, ссохшаяся карамелька, поломанная кукла, выцветший от времени, а когда-то цветастый платок… Сапер продолжал свою работу.

– Товарищ подполковник, еще.

Теперь он держал в руках пакет с грецкими орехами, которые здесь столь же привычны, как в России яблоки, но кто-то их спрятал под слой старого навоза. От кого это добро укрыто аж под землей? Неужели от нас? Ценности мира изменились, иголки – это и есть ценность, даже невзрачный поломанный гребешок и тот отштампован где-то за границей, возможно, в Пакистане, а значит, импортная вещь. Вошел Гайнутдинов.

– Все проверили. Да тут и искать особенно нечего, в клетушках, в их закромах пусто, лишь две бочки со жмыхом тутовника.

– Равиль, – Усачев, подчеркивая доверительность отношений, иногда называл самого опытного ротного по имени, – сколько у тебя здесь солдат?

– Здесь – двенадцать.

– Детей видел? Они голодные. Я обратил внимание, очаг холодный, сегодня здесь ничего не готовили. Если у них нет продуктов, то чем же они питаются?

– Не знаю. У нас в войну то же самое было, мать рассказывала. Ничего, выжили.

– Вот что, возьми у своих людей, у связистов по две банки консервов, немного сахара, хлеб. Когда будем уходить, отдай детям. Окажем так называемую интернациональную помощь от лица второго батальона.

– Всю страну мы не накормим.

– Ты все понял? – Комбат пропустил мимо ушей последние слова. – Выполняй!

– Есть, товарищ подполковник.

Они ушли. Проходя центр кишлака с развалинами, осевшими когда-то под дождем и снегом, Усачев со своими людьми натолкнулся на взвод разведывательной роты. И эта встреча была ему не только неприятна, но возмутила. Разведчики в составе полка в Афганистане давно, с 1980 года, и у них сложились свои традиции и свои понятия о том, как вести войну. Дерзость и напор – это оружие, но в этот раз разведчики не наблюдали за обстановкой и не были готовы отразить нападение. Командир взвода у ворот дома хорошо поставленным ударом бил по лицу старика, что-то орал ему в это разбитое лицо, тот согнулся и получил удар ногой поддых, потом по печени, потом еще. Солдаты с опущенными автоматами стояли рядом и наблюдали за расправой равнодушно, без эмоций.

– Отставить! Лейтенант! Отставить! – кричал на ходу комбат.

– Затащите бабая во двор, – бросил своим бойцам офицер. – Я старший лейтенант! А вы кто? И в чем вопрос?

– Вы что, вы в своем уме, что вы себе позволяете? – Усачев залпом выпалил слова и вдруг на последнем слове осознал, что офицер его не слышит и не собирается слышать.

– Кто вы?!

– Командир второго батальона. Кто вам дал право?..

– А-а… Товарищ подполковник, – с издевкой протянул разведчик, – вы меня извините, но это не ваше дело. Вы здесь без году неделя, еще ничего не понимаете. Вы ни-че-го не понимаете, – он сделал акцент на слове «ничего». – Они все до одного – «духи». Продажные твари. Днем он царандой, вечером – душман. Вы сами все узнаете, уже скоро.

– И что теперь, всех бить будем? Вот так, как этого старика? Зачем же мы сюда пришли?

– Вы еще про долг скажите, про интернациональный. Я здесь зимой двух солдат положил, разведчиков! Понятно вам? Здесь должно быть оружие. Именно в этом кишлаке. И этот козел знает, где оно, нет у него – есть у других. Он знает! – переведя дыхание, спокойно, но язвительно он спросил: – Зачем пришли? А вы на партсобрании вопрос поставьте.

Все это время, пока шел напряженный разговор, Гайнутдинов стоял в стороне и слышал лишь обрывки фраз, но интонации уловил точно. Мимика его лица не выражала ничего, а внутри растекалось тепло одобрения: молодец, старлей, сечет фишку.

Кишлак наконец-то закончился, остался последний дом. Усевшись посреди двора на пне, Усачев старался лучше рассмотреть обстановку, любая страна начинается из семьи, из дома. Если поймешь капельку морской воды, ее вечно меняющийся образ, поймешь и все море.

Солдаты несуетливо и уже обыденно выворачивали наизнанку домашний скарб, ротный принимал доклады. «Справится, – мимоходом подумал о нем комбат, – лишь бы не заносило на поворотах». Под его ногами посреди двора журчал выложенный камнем арык с горной водой, до предгорий здесь рукой подать. Добротно все устроено. Если у кого дом – крепость, так это у афганцев, отгородились пятиметровыми стенами от прочего мира. За эти стены им и выходить не надо, все вращение жизни вот тут, перед глазами, – и огонь, и вода, и хлеб, и оружие, и жены с детьми.

В тени под навесом неподвижно сидела молодая женщина. Она не обращала внимания на чужих солдат, безучастно смотрела перед собой, воспринимая происходящее как испытание, данное Аллахом. Усачев оторвал взгляд от ручья. Хорошо одета, даже изысканно для этого кишлака, судя по тому, что он уже успел увидеть в других домах. «Завтра пойду с четвертой ротой, надо Аликберова посмотреть, начальник штаба вечером доложит, как у него идут дела, но надо иметь и свое мнение». Густые черные волосы небрежно спадали на плечи, их так же небрежно прикрывала черная с люрексом косынка. Лицо открыто. Женщина была непозволительно красива, и Усачев наконец-то это заметил. Он испытал внезапный прилив восхищения и потому с нескрываемым интересом продолжал рассматривать это прекрасное творение природы. Их взгляды встретились и задержались, он не смог оторваться от ее удивленных, любопытных глаз, но вдруг в мгновение они отразили неподдельный испуг: ни один мужчина в этой стране не мог так смотреть на женщину, ни одна женщина не имела права ответить на такой взгляд. В спешке юная азиатская дева набросила на лицо косынку и отвернулась.