Он схватился руками за голову.
— Положиться на меня?! Чтобы жениться на Надин, я выдал вас с Кларенсом, сказав ему, что вы отправились в Денвер!
Если лицо Эвиан омрачилось, то только на миг, а после она убежденно произнесла:
— Пока Иверс был жив, я не могла быть счастлива ни с Кларенсом, ни с кем-то другим. Так или иначе мне пришлось бы жить в неуверенности, в страхе, что рано или поздно он отыщет меня и вернет назад. Он всегда твердил, что закон на его стороне, и это было правдой. Я всегда знала, что обрету свободу лишь с его смертью. Ты не просто спас Дункана, ты освободил меня, Арни. И вообще — хватит слов. Мы должны пойти туда и привезти его на ранчо. Возьмем повозку. Думаю, мы справимся вдвоем.
Арни вскинул взор.
— Ты не боишься?
Его поразил ее спокойный ответ:
— Чего мне бояться? Я всегда желала увидеть его мертвым.
Когда все было сделано, Арни отправил верхового в Шайенн, а сам пошел в прачечную. В тот день была большая стирка, и Надин, Энни и Хейди все еще находились там.
На улице стояла невыносимая жара, а в прачечной было еще жарче, потому платье Надин насквозь промокло от пота. Она расстегнула лиф, и прозрачные ручейки сбегали в ложбинку между грудями. Пряди волос прилипли ко лбу, а лицо и руки были такими красными, словно их ошпарили кипятком. Она тяжело дышала, однако выглядела оживленной и даже веселой.
Работа доставляла ей радость. Когда она закончит стирку, чистые простыни будут трепетать на веревке, надуваясь от ветра, как паруса. Надин никогда не мечтала о путешествиях и кораблях. Ей нравилось пребывать в своей собственной уютной и тихой гавани.
Увидев мужа, женщина удивилась. Что заставило его посетить женское царство? У Арни было серое лицо, и он выглядел непохожим на самого себя.
Ему казалось, что он никогда не сможет говорить с женой так, как говорил прежде, когда их существование было пронизано ощущением на первый взгляд незаметной и вместе с тем удивительно глубокой гармонии.
— Надин, твой отец…
Он не успел закончить фразу — послышались торопливые шаги: Арни догоняла Эвиан. Ее лицо было непроницаемым, взгляд тяжелым, а голос твердым:
— Произошел несчастный случай, в котором никто не виноват. Надин, мистер Иверс мертв.
Молодая женщина переводила растерянный взгляд с одного лица на другое. Она видела, что Арни растерян, почти убит, и знала, что смерть ее отца положила конец страданиям Эвиан. Джозеф Иверс никогда не уделял своей дочери ни малейшего внимания, но все-таки он не был для нее чужим, потому она сперва всхлипнула, а потом, не таясь, зарыдала.
Надин потянулась к Арни, и тому ничего не оставалось, как обнять жену. Слова застревали в его горле, но прикосновения были искренними. Хотя бы так он мог попросить у нее прощения за свою слабость и свою ложь.
Из-за страшной жары похороны пришлось организовать почти немедленно, еще до приезда шерифа.
Джозеф Иверс никогда не ходил на кладбище, и оно выглядело неухоженным. Надин следила лишь за могилой матери, а остальные камни покосились, заросли травой, были изъедены ветром и дождем.
Церемония была очень скромной. Никто не знал, что сказать; ковбои переминались с ноги на ногу и поглядывали то друг на друга, то на кучку близких родственников покойного. Надин тихо плакала. Арни держался натянуто, на пределе сил. Дети выглядели испуганными. Эвиан стояла у гроба, спрятав руки в складках черного вдовьего платья и слегка наклонив голову, так, чтобы никто не заметил, что в глубине ее глаз прячется радость.
Накануне похорон она усадила сына на стул и очень спокойно и четко объяснила, что он должен говорить шерифу и всем окружающим.
Мальчик долго смотрел на мать темными глазами. Он следил за малейшим движением Эвиан и впитывал каждое слово. Она давно научила его вести себя в соответствии с обстановкой, и хотя в нем нередко прорывались неистовство и дерзость, в целом он отличался недетской осторожностью и умом, равно как отчужденностью и независимостью. У него было свое, особое детство, не такое, как детство беззаботного и всеми любимого Эрика.
Дункан спокойно относился к тому, что мать никогда не обнимала и не целовала его. Ему с лихвой хватало ласки тети Надин.
Зато он привык доверять Эвиан, потому что она всегда отвечала на все его вопросы и с раннего детства говорила, как со взрослым.
Сейчас, выслушав ее, он промолвил:
— Почему я должен обманывать?
— Потому что в противном случае дядя Арни попадет в тюрьму. Разве ты хочешь этого?
— Конечно, нет. А Эрику я могу сказать правду?
— Не надо. Пусть знает то, что знают все. Ты расскажешь ему, когда вы станете взрослыми. Просто мне кажется, сейчас Эрик не сумеет правильно понять то, что произошло.
— А я смогу?
— Ты — да.
— Потому что я умнее?
— Потому что ты — мой сын.
Дункан задумался, а потом осторожно и тихо спросил:
— Он был плохим человеком?
Эвиан с силой сплела пальцы.
— Его больше нет, и нам не нужно о нем говорить. Он был чужим и ушел навсегда туда, откуда, к счастью, не возвращаются.
Внезапно лицо Дункана пошло красными пятнами, и он выпалил то, что, вероятно, давно не давало ему покоя:
— Кем он был… для меня?! Я… я не понимаю!
— Он никогда не был твоим отцом, если ты имеешь в виду именно это.
Мальчик перевел дыхание и спросил уже спокойнее:
— А где мой отец?
На лице Эвиан появилось странное выражение.
— Я не знаю. Наверное, далеко.
— Мы когда-нибудь встретимся?
— Да. Если ты сохранишь нашу тайну.
Приехавший шериф только развел руками. Конечно, зимой Джозефа Иверса отвезли бы в Шайенн и, возможно, там же похоронили (хотя он не оставил на этот счет никаких распоряжений), но сейчас все решила жара. Осмотреть тело не представлялось возможным, оставалось верить или не верить свидетелям, которых было всего двое: Арни и Дункан.
Шериф побывал на месте происшествия и осмотрел оружие, ставшее причиной гибели Джозефа Иверса. Когда-то это была хорошая винтовка, но от времени ее механизм мог испортиться и стать ненадежным. В те годы было довольно много случаев гибели людей от самопроизвольного выстрела из собственного оружия.
Начав тушить пожар, Иверс отшвырнул винтовку, и она выстрелила. Это видел Дункан. Арни нашел хозяина «Райской страны» уже мертвым.
Ковбои шептались, что этот винчестер был дьявольским: ведь Зана явно промышляла колдовством. Надо было закопать оружие вместе с ней, тогда не вышло бы беды.
Без сомнения, эти разговоры дошли и до шерифа, несмотря на свою должность отдававшего определенную дань суеверию.