— Больно у тебя морда подозрительная. И вообще, сегодня же Бобби выиграл! Вот я и добрый.
Майки указывает на телевизор у себя за спиной. Одетые в зеленую с золотистым форму парни, все потные и в синяках, по очереди поднимают над головой что-то вроде серебряной трости. Видимо, имею честь видеть сборную Донегала по травяному хоккею. Название невозможно ни написать, ни выговорить. Кажется, сегодня они одержали победу, и это очень важное событие для всех, кто:
а) родом из Донегала;
б) смотрит травяной хоккей.
Учитывая, что к нашему поставщику «Крепкого Джека» относятся оба пункта, поднимаю стакан и делаю счастливое лицо.
— Ну, в таком случае твое здоровье! Slainte!
«Твое здоровье» — единственное, что знаю по-гэльски. Не считая слова, которым ни в коем случае нельзя называть мать друга в его присутствии.
Майки подмигивает Леа и делает музыку погромче. «Син Лиззи», «Парни снова на коне». Посвященный в зеленой рубашке, сидящий на другом конце стойки, издает ликующий вопль.
— Пей быстрее, — распоряжается Леа. — Говядина по-бургундски будет готова через двадцать минут.
Чокаемся и отпиваем по большому глотку. Голову заволакивает приятным туманом.
— Говядина по-бургундски? Круто!
— Раньше ни разу ее не подавала. Надеюсь, все получится.
— Даже не сомневаюсь! Это же ты готовишь.
Одновременно и пытаюсь подольститься, и исподволь выясняю, следует ли ждать встречи с соперником, в фартуке или без.
— Мне бы твою уверенность, — предостерегает Леа. — Просто побросала в кастрюлю все подряд и решила надеяться на лучшее. Я ведь тебе уже говорила, что рассталась с Гровером?
Последнее обстоятельство Леа упоминает с таким видом, будто забыла положить важный ингредиент. Шампиньоны — есть. Говядина — есть. Лук-шалот — есть. Жених — нет. Ощущение такое, будто меня вытолкнули из самолета без парашюта. Попытаюсь сделать вид, что у меня в наличии запасной.
— Да, говорила, — киваю я. Никогда не прилагал столько усилий, изображая святую невинность. Но результаты самые неубедительные. — Ну ты как, держишься?
— Уфф… Давно надо было с ним порвать. Не понимаю, зачем тянула. Наверное, дело в том, что Гровер надежный и много зарабатывает. Можно было спокойно пробиваться в актрисы, на работу устраиваться не было необходимости. Да и родителям Гровер нравился. Точнее, папе. Впрочем, ничего удивительного. Они с Гровером похожи как близнецы. Папа работал инженером в «Нортеле», но потом компания приказала долго жить, и он потерял все. Даже пенсию не получает.
— Очень печально.
— Да. Но самое нелепое в том, что именно родители всегда уговаривают меня не рисковать. Не лезь в актрисы. Найди нормальную работу. А я отвечаю — Джордж, у тебя же самого нормальная работа была, и чем это кончилось? Ты что, мне такой же судьбы желаешь?
— Твоего папу зовут Джордж? Или это прозвище — ну, в честь Джорджа Констанцы из «Сайнфилда»?
— И то и другое. Я папу называю Констанца. Я его очень люблю, но он такой невротик, — с ума сойдешь! Гровер купил папе бутылку виски за пятьсот долларов, когда отправился просить моей руки.
— Вот это да! Он попросил твоей руки у родителей? Не думал, что в наше время кто-то так делает. Кем он себя возомнил? Семнадцатым графом Уэссекским?
— Согласна. Я же не вещь, чтобы меня от одного владельца другому передавать. Причем ни родители, ни Гровер так и не поняли, из-за чего я разозлилась. А папа и вовсе на седьмом небе от счастья был, будто сам замуж выходит. Всем растрезвонил. Ты в виски хорошо разбираешься?
Качаю головой:
— Не особо. Терпеть его не могу. Зато дед мой виски литрами хлестал. Будь он сейчас жив, давно бы объявил, что я ему не внук.
— Можно я с тобой секретом поделюсь? Я ответила Гроверу «да» только потому, что неудобно было отказывать — он ведь так потратился… Плюс еще огромное кольцо. Ну, ты его видел.
— Видел. И правда огромное. Как суперкубок.
Леа отпивает еще глоток.
— Извини. С какой стати мы вообще заговорили о Гровере?
— Ничего. Сам не помню, как мы на эту тему скатились.
— Давай сделаем вид, будто этого разговора не было.
— Какого разговора? Мы только про фильм говорили. «И ковер у меня украли», — цитирую я, пытаясь разрядить обстановку.
Леа смеется.
— Ладно, закрыли тему.
Чокаемся и снова пьем. Я потрясен до глубины души. Когда это я успел выпить полстакана? За ушами жарко, мозг как воздушный змей. Хорошо, что мы оба не за рулем.
— Можно я тебе еще один секрет расскажу?
— Конечно. Спрячу его в надежном сейфе. А ключ… — вскидываю стакан, — никто не найдет. Вернее, ключ будет храниться у Майки, ведь он тоже услышит твои откровения. Но Майки раньше работал на МИ-6, он и так все про всех знает.
— Помнишь, что ты мне сказал в магазине? Ну, когда мы в первый раз встретились?
Заливаюсь краской стыда. Впрочем, это, наверное, незаметно — я ведь и так весь красный.
— Ах, ты об этом… Еще раз извиняюсь. Случайно с языка сорвалось. Ты спросила про Мамета, а красивые женщины обычно про него даже не слышали, вот я и удивился. Только не подумай, будто я с ним во всем согласен. Нет, он, конечно, великий писатель. Но как можно сначала написать «Испанского заключенного», а потом голосовать за правых? Или «Гленгарри Глен Росс»? Не понимаю. И вообще, тебя тогда уже назначили менеджером, а значит, мои приставания можно рассматривать как сексуальные домогательства на рабочем месте. Захочешь пожаловаться — будешь совершенно права…
Леа прижимает палец к моим губам. Вынужден умолкнуть. Кожа чуть влажная от запотевшего стакана и пахнет ванилью. Леа пользуется увлажняющим кремом с ванилью. Объяснила, что у нас в магазине очень сухой воздух. Если оставить стакан с кофе без крышки — меньше чем за час испарится. Влажность — один из главных врагов Данте. Плесень губит товар. Сам не могу поверить, что в такой момент думаю о плесени.
— Ты тараторишь.
— Да? Со мной бывает.
Леа так и не убрала палец, поэтому получилось «а? оой ыает». К сожалению, тут Леа решила дать мне возможность говорить свободно. А жаль. Такое ограничение было мне по душе.
— Извини. Продолжай.
— Когда ты сделал мне предложение, я должна была согласиться.
Думал, меня выкинули из самолета с парашютом, а оказалось, что без. Какое грубое нарушение техники безопасности!
Улыбаюсь, но сам от потрясения едва со стула не падаю.
— В таком случае повторяю свое предложение.
Тут Леа наклоняется ко мне, и мы целуемся. Итак, началось свободное падение прямо на дно Тихого океана. Ирландец в зеленой рубашке издает еще один торжествующий вопль. Майки лишь картинно закатывает глаза и улыбается.