Озарение. Сила мгновенных решений - читать онлайн книгу. Автор: Малкольм Гладуэлл cтр.№ 47

Эксперимент с Питером, просмотревшим фильм, — идеальный пример того, что происходит, когда чтения мыслей не получается. Питер — большой интеллектуал. У него диплом об окончании весьма престижного университета, его коэффициент интеллекта намного выше нормы, и Клин говорит о нем с неподдельным уважением. Но поскольку у него отсутствует очень важная основная способность — читать мысли, он может просмотреть сцену из фильма «Кто боится Вирджинии Вулф?» и прийти к выводу, который в социальном плане полностью ошибочен. Питер, что и понятно, часто совершает подобные ошибки: из—за своей болезни он пребывает в постоянной слепоте разума. Но меня чрезвычайно занимает вопрос — а не можем ли и мы в определенных обстоятельствах и в какой—то период времени мыслить так же, как Питер? А что, если аутизм (слепота разума) может быть не только хроническим состоянием, но и временным? Может быть, это объясняет, почему иногда совершенно нормальные люди делают катастрофически ошибочные выводы?

5. Споры с собакой

В голливудских фильмах и детективных сериалах люди все время стреляют. Они гоняются за другими людьми и стреляют, и нередко убивают. После этого они обычно стоят над телом, курят сигарету, а потом идут пить пиво с напарником. Если верить Голливуду, стрелять из пистолета — самое что ни на есть простое и обыкновенное дело. Однако на самом деле это не так уж просто. Большинство офицеров полиции — больше, чем 90 %, — выходят в отставку, так ни разу и не выстрелив в кого—либо. А те, кому довелось стрелять, описывают этот опыт как настолько стрессовый, что есть основания задаться вопросом: не может ли выстрел из пистолета вызвать временный аутизм?

Вот, например, выдержки из интервью с офицерами полиции — их подготовил криминолог Университета штата Миссури Дэвид Клингер для своей увлекательной книги Into the Kill Zone («В зоне поражения»). Первый отрывок взят из разговора с офицером, который выстрелил в человека, угрожавшего убить его напарника Дэна.

Он посмотрел вверх, увидел меня и сказал: «Вот черт». Не в смысле «Вот черт, как я испугался», а в смысле «Вот черт, мне теперь надо убить еще одного». По—настоящему агрессивно и злобно. Он отвел пистолет от головы Дэна и начал наводить его на меня. Все происходило очень быстро — за доли секунды, и я тоже начал поднимать пистолет. Дэн пытался ему помешать, и у меня в голове была только одна мысль: «О Господи, не дай мне попасть в Дэна». Я выстрелил пять раз. Мое ви́дение изменилось, как только я начал стрелять. Вместо целой картины я видел только голову преступника. Все остальное просто исчезло. Единственное, что я видел, — это его голова.

Я видел, куда попали все мои пять пуль. Первая попала ему в левую бровь. Она проделала там дырку, голова этого парня дернулась назад, и он охнул: «Ох!» — вроде того как «Ох! Ты в меня попал». Он все еще продолжал поворачивать пистолет в мою сторону, и я выпустил вторую пулю. Я увидел красное пятно прямо под основанием его левого глаза, и его голова развернулась как—то вбок. Я выстрелил еще раз. Пуля попала в край его левого глаза, и его глаз лопнул, просто разорвался и выпал. Моя четвертая пуля попала ему возле левого уха. Третья пуля развернула его голову еще сильнее ко мне, и когда в него попала четвертая пуля, я увидел, как сбоку на его голове открылась красная дыра, потом она закрылась. Я не заметил, куда попала моя последняя пуля. Потом я услышал, как этот парень завалился назад и стукнулся о землю.

Вот другой отрывок.

Когда он пошел на нас, все было как в замедленной съемке, и все предельно сфокусировалось… Когда он сделал первое движение, я напрягся всем телом. Я помню, что не ощущал ничего от груди и ниже. Все было направлено вперед, чтобы следить за моей целью и реагировать на ее действия. А вы говорите о порции адреналина! Все вокруг застыло, и все мои органы чувств были устремлены вперед — к человеку, который бежал на меня с пистолетом в руке. Мой взгляд сосредоточился на его торсе и на пистолете. Я не могу сказать, что делала его левая рука. Понятия не имею. Я смотрел на пистолет. Пистолет оказался напротив его груди, и тогда я сделал первые выстрелы.

Я не услышал ни звука. Ни единого. Алан выпустил одну пулю, когда я выпустил свои первые две, но я не услышал, как он стреляет. Он выстрелил еще два раза, когда я выстрелил снова. Но я опять не услышал выстрелов. Мы прекратили стрелять, когда он упал на землю и покатился ко мне. Потом я был на ногах и стоял над телом этого парня. Я даже не помню, как поднялся с земли. Все, что я помню, это то, что я уже стоял на ногах и смотрел вниз на него. Я не знаю, как я поднялся, — то ли сначала на руках, то ли сначала привстал на колени. Не знаю, но как только я встал на ноги, я снова начал воспринимать окружающие звуки, потому что услышал, как на кафельный пол падают гильзы. Время снова стало нормальным, после того как оно замедлилось во время стрельбы. Ведь все остановилось, как только он двинулся к нам. И хотя я знал, что он бежит, он двигался словно в замедленной съемке. Это самое жуткое зрелище из всех, что я видел.

Думаю, вы согласитесь с тем, что это очень необычные повествования. В первом случае офицер полиции описывает то, что совершенно невозможно. Как может кто—то видеть момент, когда выпущенная им пуля попадает в другого человека? Так же странно звучит и заявление второго офицера о том, что он не слышал выстрелов. Как это может быть? И все же во время бесед с офицерами полиции, которые участвовали в перестрелках, те же самые подробности возникают снова и снова: исключительная четкость визуального восприятия, тоннельное зрение, приглушенные звуки и чувство замедления времени. Вот как человеческий организм реагирует на экстремальную ситуацию, и это обоснованно. Столкнувшись с угрозой для жизни, наш мозг резко сокращает масштаб и объем информации, которую надо обрабатывать. Звук, память и более широкое социальное сознание приносятся в жертву повышенному осознанию угрозы, перед лицом которой мы оказались. В этом смысле офицеры полиции, которых описывает Клингер, действовали лучше, поскольку их восприятие сузилось: это сужение позволило им полностью сосредоточиться на угрозе.

Но что происходит, когда такая реакция на стресс доведена до высшей точки? Дэйв Гроссман, подполковник армии в отставке и автор книги On Killing («Об убийстве»), утверждает, что оптимальное состояние «подъема» (состояния, в котором стресс повышает эффективность действий) — когда сердечный ритм составляет от 115 до 145 ударов в минуту. Дэйв Гроссман сообщает, что он измерил сердечный ритм чемпиона по стрельбе Рона Эйвери, и его пульс во время соревнований был в районе верхнего предела этого диапазона. Суперзвезда баскетбола Ларри Берд часто рассказывает, что в критические моменты игры зал затихает и игроки движутся, точно в замедленной съемке. Он явно играл в баскетбол с таким же оптимальным пульсом, какой был на соревнованиях у Рона Эйвери. Но очень немногие баскетбольные игроки видели поле так же ясно, как Ларри Берд, поскольку очень мало людей играют с оптимальным пульсом. Большинство из нас, оказавшись в стрессовой ситуации, слишком возбуждаются; перейдя определенную черту, наш организм перекрывает слишком много источников информации, и мы становимся беспомощными.

«Когда пульс переваливает за 145, начинается кошмар, — говорит Гроссман. — Сложные двигательные способности нарушаются. Сделать что—то одной рукой, а не другой, становится трудно… При 175 ударах в минуту полностью прекращается обработка информации… Передний мозг блокируется, а средний мозг — часть человеческого мозга, идентичная мозгу животного (средний мозг есть у всех млекопитающих), — активизируется и берет на себя функции переднего мозга. Вы когда—нибудь пытались спорить с разгневанным или насмерть перепуганным человеком? У вас ничего не получится… Вы с таким же успехом можете спорить со своей собакой».