Древний человек и океан - читать онлайн книгу. Автор: Тур Хейердал cтр.№ 79

Расчистка девственного леса в прибрежных долинах и на внутреннем плато острова Кокос требовала таких усилий, что у тех, кто насадил остров кокосовыми рощами в доевропейские времена, должны были быть особые причины для подобного труда. Причина может быть лишь одна — та, которая сразу приходит в голову, если увязать географическое положение острова с быстро накапливающимися свидетельствами морских связей Гватемалы с северо-западом Южной Америки в доколумбовы времена. Как указывал Коу, отсутствие соответствующих археологических следов на глубокой излучине Панамского перешейка, отделяющей Гватемалу от Эквадора, при высоком развитии плавания с гуарами, подтвержденном нашими находками на Галапагосах, и с учетом географического положения острова Кокос делает этот остров идеальным пунктом захода для аборигенных купцов, плававших в открытом море к западу от Панамы.

Как показал ботаник Кук, испанские завоевания на материке и вызванные ими серьезные нарушения жизненного уклада вполне могли положить конец всяким посещениям острова Кокос, после чего тропический лес получил возможность отвоевать земли, старательно расчищенные руками человека.

В мире науки нередко бывает полезно переключиться с одной области на другую, в чем-то родственную первой. Получив навык научного мышления и методики, но свободный от присущей ученикам тенденции соблюдать верность доктринам наставника, исследователь, изменивший свой научный профиль, проявляет подчас новый, нетрадиционный подход к общепринятым догмам. Когда я, занимаясь биологией в университете Осло, прервал занятия, чтобы прожить год жизнью полинезийца на Маркизских островах, целью моих полевых исследований было выяснить, как некоторые представители фауны сумели попасть на эти далекие острова в океане. В университете моими основными предметами были зоология и география, однако три года работы в крупнейшем в мире частном собрании книг о Полинезии, принадлежащем Крэпелиену, помогли мне подготовиться по всем вопросам, касающимся населения Полинезии, лучше, чем если бы я прошел университетский курс этнологии.

Когда я в 1938 г. вернулся с Маркизских островов в Осло с изрядной археологической коллекцией, для меня было естественно шагнуть выше по биологической лестнице. От проблемы появления первой фауны на океанических островах я всецело перешел к проблеме, как на эти острова впервые попал древний человек. Год жизни на уединенном острове Фату-Хива, где единственными средствами передвижения в океане были каноэ с аутриггером и открытая шлюпка и где волны и облака круглый год движутся с востока на запад, побудил меня критически взглянуть на господствовавшие гипотезы, по которым люди каменного века, открывшие полинезийские острова, плыли 10 тысяч миль против устремленных к западу стихий. Мне пришлось не раз бороться с океаном не на жизнь, а на смерть, чтобы возвратиться к берегу, и я на деле убедился, что Фату-Хива расположен посреди морского «конвейера» (Хейердал, 1978[8]).

Решение совершить дрейф от Южной Америки до Полинезии на бальсовом плоту, а позже — искать археологические следы на островах Галапагос воплощало спор свободного от предвзятости ума против научно не доказанных догм. Следующий за Галапагосами клочок земли в океане — остров Пасхи. Расположенный на полпути между Южной Америкой и своими ближайшими соседями в Полинезии, этот остров ко времени его открытия европейцами был самой уединенной обитаемой сушей в мире. Его 600 с лишним исполинских каменных изваяний и могучие мегалитические стены неизвестного происхождения являли одну из самых непостижимых археологических загадок как для рядового человека, так и для ученого. На этот остров тоже распространилась власть никем не оспоренной догмы. Наиболее удаленный от Азии, он, как утверждали, был заселен в последнюю очередь; стало быть, и возраст поселения наиболее молодой.

Этот общепринятый вывод опирался на гипотезу, по которой человек пришел на остров Пасхи, мигрируя против ветра из Азии, а не по ветру из Америки. Современные ученые были настолько уверены в недавнем заселении Пасхи, что никто не предпринимал стратиграфических раскопок в поисках скрытых в земле следов, хотя остров этот прославился больше любого другого из островов Тихого океана обилием следов старины на поверхности земли. После коротких визитов этнологов XIX в. первые тщательные исследования зримых пасхальских статуй и развалин были проведены английским отрядом во главе с Кэтрин Скорсби Раутледж в 1919 г. Полный реестр всех важных памятников на поверхности составил затем проживавший на Пасхе миссионер Себастиан Энглерт. До нашей экспедиции на острове побывал только один профессиональный археолог — Лавашери; вместе с французским этнологом Альфредом Метро он в 1934 г. продолжал исследования предшественников, сосредоточив свое внимание на не описанных ранее петроглифах.

Великое множество авторов, которые писали о здешнем археологическом материале, ни разу не бывав на Пасхе, восприняли взгляды немногих ученых, видевших совершенно безлесный остров. Голый клочок земли находился так далеко от путей человека, совершавшего миграцию из Азии, что медленно накапливающаяся почва — думалось им — просто не могла скрывать каких-либо изделий людских рук; стало быть, в раскопках нет никакого смысла.

Плот «Кон-Тики» прошел путь, вдвое превышающий расстояние от Перу до Пасхи, и галапагосские черепки свидетельствовали о доинкских плаваниях со времен культуры Тиауанако, а потому я не видел никаких причин, которые помешали бы мореплавателям Южной Америки дойти до острова Пасхи задолго до переселенцев из далекой Азии, каким бы путем ни шли азиаты. Для перуанцев Пасха была ближайшей обитаемой землей в океане, и только в Перу было заведено ставить огромные антропоморфные изваяния на платформах под открытым небом.

Чтобы выйти на уединенный остров с любой стороны, требовалось либо изрядное везение, либо навык ходить на многих судах, и регулярно плавать туда и обратно в данном районе. В любом из случаев все преимущества были на стороне мореплавателей Южной Америки. Если аборигенные моряки, как это впоследствии сделали европейцы, проникли в Океанию со стороны Перу, они тоже могли поначалу миновать Пасху и выйти на более крупные и гуще расположенные острова Центральной Полинезии или даже Меланезии. Но независимо от последовательности открытий в этом регионе Пасха — единственный из сотен островов, образующий как бы пристань на полпути между материковой родиной и новорожденным островным миром; уже это оправдывает его полинезийское название Те-Пито-о-те-Хенуа — Пуп Вселенной. Вряд ли остров Пасхи стал бы чем-то вроде огромного храма с множеством священных алтарей аху и гигантских статуй, если бы не его уникальное географическое положение относительно Америки. Скудная почва и голый ландшафт, отсутствие водных потоков и защищенной гавани, наконец, скромные размеры — 22 x 11 км — все это никак не позволяло Пасхе соперничать с Таити, Гавайским архипелагом, Новой Зеландией или большими зеленеющими островами, сгруппированными на подступах к Меланезии.

Пока в недавнем прошлом на Пасхе не оборудовали аэродром, одним из препятствий для археологических исследований была его труднодоступность. Чтобы доставить провиант и снаряжение для годичных раскопок в этом крайнем восточном углу Полинезии, я был вынужден зафрахтовать и переоборудовать 50-метровый гренландский траулер, который бросил якорь перед нашим базовым лагерем в бухте Анакена. Командиры и экипаж судна, а также большой отряд островитян участвовали в археологических работах под руководством четырех археологов: Э. Фердона-младшего, который тогда был штатным археологом Музея Нью-Мексико; профессора У. Мэллоя, заведовавшего кафедрой этнологии Вайомингского университета; профессора К. Смита, заведовавшего кафедрой археологии Канзасского университета; А. Шёльсволда, руководившего археологическим отделом Ставангерского музея в Норвегии.