Древний человек и океан - читать онлайн книгу. Автор: Тур Хейердал cтр.№ 27

Пока Стюарт занимался аномальными скелетными остатками рыжеволосых паракасских мумий, М. Троттер произвела анализ кусочков скальпа с десяти черепов. Она сообщила, что преобладающий цвет волос «ржаво-коричневый», но попадались также «очень светлые, желтые волосы». Волосы двух скальпов она определила как «несомненно волнистые».

Троттер подчеркивает, что степень волнистости или курчавости человеческого волоса зависит от формы его сечения. Прямые монголоидные волосы современных американских индейцев в сечении всегда круглые, тогда как для волос европейцев типично овальное сечение. Волосы паракасских мумий не поддаются такому четкому разделению: «Форма сечения так разнообразна у мумий, что покрывает весь спектр разновидностей».

Ширина поперечного сечения еще один фактор, применяемый наряду с цветом и формой сечения для определения типа человеческого волоса. Волосы монголоидов и американских индейцев значительно толще волос большинства европейцев. По свидетельству Троттер, волосы паракасских мумий и тут заметно отличаются от ожидавшейся нормы: «Толщина волос намного меньше той, которая установлена для других индейцев…» Несмотря на большие различия в скальпах, Троттер определила, что средняя толщина всех образцов процентов на тридцать меньше цифры, отвечающей стандартным типам американских индейцев. Озадаченная своими результатами, идущими вразрез с господствовавшими в антропологии взглядами, она, как и Стюарт в его исследованиях черепов и скелетов, предположила, что мумии не годятся как материал для выводов, поскольку могут быть нетипичными для жившего в те времена народа. Волосы седовласых индейцев могли пожелтеть в могиле, а черные волосы выцвели и стали рыжими; что же до толщины и формы сечения, то они могли измениться от высыхания (Trotter, 1943[309]).

В ответ на мой запрос Троттер в 1951 г. снова занялась этой проблемой. На сей раз она пришла к выводу, что в ее публикации 1943 г. есть две ошибки: во-первых, она неверно называла лиц, подвергшихся бальзамированию на Паракасе, «индейцами», а второй ошибкой было предположение, что волосы могли выцвести. Наличные свидетельства «не исключают возможности, что первоначальный цвет волос был рыжевато-каштановым и что они были тонкого сечения» (М. Trotter, письмо от 22. VI. 1951).

Не слишком ли много будет совпадений, если мы допустим, что избирательные захоронения, деформация черепов и посмертные изменения придали мумиям черты, резко отличающие их от обычных индейцев, зато по всем статьям сближающие с похожими на европейцев переносчиками культуры, которых так живо описали испанцам ацтеки и инки. Сознавая, что для науки изучение упомянутых мумий — самая непосредственная возможность определить физический облик основателей высокоразвитых доколумбовых культур, я обратился также к видному английскому авторитету в этой области Доусону, известному своими исследованиями мумий Египта и Перу. Вот что он ответил:

«На мой взгляд, волосы не изменяются сколько-нибудь заметно посмертно. Волнистые или курчавые волосы так и останутся волнистыми или курчавыми, прямые — прямыми. Волосы на мумиях и обезвоженных останках обычно становятся хрупкими и ломкими, но это естественный результат высыхания сальных желез… Весьма сомнительно, чтобы изменялся цвет волос покойника, не лежавшего на свету… Итак, все доступные мне свидетельства говорят о том, что после смерти природа волос не меняется, если не считать, что они делаются сухими и ломкими» (W. R. Dawson, письмо от 21. V. 1951; Dawson, 1928[91]).

Рыжеволосые мумии найдены также на Канарских островах, однако здесь цвет волос не подвергался сомнению, потому что первые пришедшие сюда европейцы воочию видели многих светлокожих гуанчей с рыжевато-каштановыми волосами. Египетские мумии черноволосые; такие же волосы были у древних египтян. Исключение составляет хорошо сохранившаяся мумия фараона Рамсеса II — у нее светлые волосы, но нам известно, что фараон и впрямь был блондином. Это видно на цветной фреске той же поры на стенах Карнакского храма, где изображен желтоволосый Рамсес II. Ввиду этого вряд ли справедливо утверждать, что изученные перуанские мумии дают неверное представление об этнической группе, к которой принадлежат. Если стоять на такой точке зрения, открытие паракасских мумий ничего не дает, по ним не установишь, как выглядели при жизни эти древние люди. Если же допустить, что мумии сохранили действительный облик бальзамированных покойников с немонголоидными, явно кавказоидными чертами, то мы нашли в доинкском Перу искомое: естественный источник этнической прослойки уру-кеу на островах соседней Полинезии и разрешение проблемы светловолосых предков пасхальцев, прибывших, по словам самих островитян, из засушливой страны на востоке, именуемой Местом погребения.

В поисках источника наблюдавшегося в Полинезии кавказоидного элемента нет нужды отправляться на другой конец земного шара, в Европу или Малую Азию: археология собрала достаточно свидетельств, что такой физический тип был представлен на ближайшем к востоку континенте за сотни лет до того, как началось заселение полинезийских островов.

Могло ли Канарское течение доставить из Старого Света в Новый людей, которые затем прошли через тропические области Америки, оставляя на своем пути мумии и элементы культуры Восточного Средиземноморья? Знакомясь с литературой о Перу, быстро обнаруживаешь, что местные источники изобилуют рассказами о белых бородатых пришельцах, которые прибыли невесть откуда и ушли в Тихий океан задолго до прихода испанцев. Когда Франсиско Писарро открыл Перу, сопровождавший его родственник, хронист Педро Писарро, записал для потомства, что некоторые представители местного правящего класса были «белее испанцев» и он видел среди индейцев белокожих блондинов. Этих людей, добавляет он, инки считали потомками богов — виракочами (Pizarro, 1571[247]). В самом деле, не успели испанцы высадиться на побережье, как гонцы инков, сменяя друг друга, доставили обитавшему в горах правителю весть, что виракочи — люди «морской пены» — вернулись, как и обещали, согласно местным преданиям. Хотя жители Перу были безбородыми, в их языке было слово «борода» (сонкхасана), а также слово, обозначающее белых чужеземцев (виракоча); виракочами нередко называют европейцев и по сей день. Благодаря белой коже и бороде Писарро с горсткой людей смог без помех пройти по укрепленным горным долинам Перу и покорил величайшую в мире империю тех времен, огромная армия которой благоговейно созерцала возвратившихся виракочей, чьи предки играли столь важную роль в устных преданиях инков.

Мнимые виракочи под водительством Писарро в полной мере воспользовались тем, что инки приняли их за других. Они безнаказанно задушили императора на глазах у его воинов и вторглись в священный храм Куско, где обнаружили реалистичные золотые и мраморные изображения правителя подлинных виракочей — Кон-Тики Виракочи, обожествленного инками. Испанцы переплавили золотые личины и разбили на куски мраморные статуи; остались только записи, где сказано, что эти изображения «волосами, телосложением, чертами лица, одеждой и сандалиями в точности напоминали апостола св. Варфоломея, каким его рисуют живописцы» (Relatión Anónyma, 1615[258]).

Конкистадоры продолжали двигаться на юг вдоль Андского плато, грабя и разоряя все на своем пути — от Куско до огромного инкского храма Виракочи в Каче. Внутри этого архитектурного шедевра они увидели огромную каменную статую, опять-таки изображающую священного правителя Кон-Тики Виракочу в виде мужа с царственной осанкой, с бородой, в длинном халате. Хронист тех времен Инка Гарсиласо записал: «Увидя этот храм и эту статую в том виде, как ее описали, испанцы было решили, что, быть может, апостол святой Варфоломей дошел до Перу, чтобы проповедовать среди тех язычников, и что в память о нем индейцы соорудили статую и храм» (Инка Гарсиласо, 1974[1]). Бородатая статуя и рассказы инков о странствующем чужеземце, который в далеком прошлом явился в Перу вместе со своими белыми бородатыми сподвижниками, произвели на испанцев такое сильное впечатление, что они много лет не трогали храм и изваяние. А метисы Куско учредили монашеское братство, считавшее статую «святого Варфоломея» своим покровителем. Однако в конце концов испанцы поняли свою ошибку, и храм был разрушен, а бородатую статую сперва изуродовали, потом унесли и вовсе разбили на куски (там же; Karsten, 1938).