Кон-Тики - читать онлайн книгу. Автор: Тур Хейердал cтр.№ 36

Однажды ночью Кнют, орудовавший при свете фонаря в своем углу, вдруг дернул меня за ногу и сообщил, что связался с неким Христианом Амундсеном, живущим под Осло. Это был своего рода рекорд, ведь наш передатчик, работавший на частоте 13 990 килогерц, обеспечивал мощность от силы шесть ватт, примерно столько, сколько берет лампочка карманного фонаря. Дело происходило 2 августа, мы прошли с востока на запад больше шестидесяти градусов, так что наша столица была на противоположном конце земного шара. На следующий день норвежскому королю исполнялось 75 лет, и мы послали ему поздравление с плота, а 4 августа Христиан опять появился в эфире и передал ответную телеграмму короля, который желал нам дальнейшего счастливого плавания.

Еще один эпизод выделяется на фоне нашей повседневной жизни на плоту. У нас было два фотоаппарата, и Эрик захватил химикаты, чтобы еще в пути проявлять пленки и, если что-нибудь не получилось, сделать новые снимки. После встречи с китовой акулой он не выдержал – вечером развел в воде порошки точно по рецепту и проявил две пленки. Негативы получились похожими на старое телефото, одни точки да морщинки. Пленка была испорчена. Мы запросили по радио совета у своих друзей; один коротковолновик в Голливуде услышал наш запрос, позвонил в лабораторию и сообщил нам, что раствор был слишком теплым. Чтобы эмульсия не сморщилась, температура воды не должна превышать шестнадцати градусов.

Мы поблагодарили за совет и установили, что в наших условиях самая низкая температура – это температура несущего нас на запад течения, а именно 27 °С. Вспомнив, что Герман специалист по холодильникам, я в шутку поручил ему раздобыть воды с температурой не выше шестнадцати градусов. Он выпросил баллончик с углекислотой из комплекта надувной лодки (все равно она уже была надута), накрыл котелок с водой нижней рубашкой и спальным мешком, поколдовал, и вдруг в воздухе появились снежинки, а в котелке засверкал кусок белого льда. Эрик развел новый проявитель и получил отличные негативы. Конечно, радиоволны, которые Торстейн и Кнют вылавливали из эфира, были незнаемой роскошью во времена Кон-Тики, но морские волны под нами ничем не отличались от тогдашних, и бальсовый плот упорно шел на запад, как и его предшественники пятнадцать столетий назад.

Теперь, когда мы приблизились к Полинезии, погода стала покапризнее, иногда шел дождь, и пассат изменил направление. Прежде он дул с юго-востока, но чем дальше нас уносило экваториальное течение, тем больше он смещался к востоку. 10 июня мы прошли крайнюю северную точку нашего пути: 6° 19´ южной широты. В это время мы так близко подошли к экватору, что казалось – нас пронесет севернее Маркизского архипелага и мы затеряемся в океане, не обнаружив земли. Но пассат с востока переместился к северо-востоку и повлек плот по широкой дуге к островам.

Случалось, ветер и волны день за днем не менялись, и мы даже забывали, кому стоять на руле, исключая ночь, когда вахтенный оставался один на палубе. Потому что при постоянном ветре кормовое весло закрепили в одном положении и от нас не требовалось никаких усилий, чтобы парус с изображением Кон-Тики оставался наполненным. Ночью вахтенный мог спокойно сидеть в дверях хижины и любоваться звездами. Если созвездия вдруг смещались, вот тогда уж выходи и проверяй, в чем дело – то ли весло сдвинулось, то ли ветер переменился.

Это удивительно, до чего просто держать курс по звездам, после того как ты несколько недель наблюдал их движение по небосводу. Да и на что еще смотреть ночью? Мы точно знали, где и какие созвездия появятся с наступлением темноты. Когда мы приблизилась к экватору, Большая Медведица поднялась так высоко над северным горизонтом, что мы уже боялись, как бы не показалась Полярная звезда, встречающая того, кто пересекает экватор с юга. Но пассат подул с северо-востока, и Большая Медведица опять сползла вниз.

Древние полинезийцы были замечательными навигаторами. Днем они ориентировались по солнцу, ночью – по звездам. Поражают их познания о небесных телах. Они знали, что земля круглая, у них были свои слова для таких сложных понятий, как экватор, эклиптика, северный и южный тропики. Жители Гавайских островов вырезали на бутылочных тыквах карты прилегающих областей; на некоторых других островах карты сплетали из прутьев, обозначая раковинами жемчужниц острова, а прутьями – течения. Полинезийцы знали пять планет, они называли их блуждающими звездами в отличие от настоящих звезд, тремстам из которых дали свои названия. Хороший навигатор в древней Полинезии отлично знал, где в разные времена года покажется с приходом темноты та или иная звезда, как она перемещается за ночь. Полинезийцы запоминали, какие созвездия кульминируют над данным островом, и случалось, он носил то же название, что звезда, которую из ночи в ночь, из года в год можно было наблюдать над ним.

Глядя на звезды, полинезийцы определяли, как далеко на юг или север забрались они во время плавания. Исследовав и покорив ближайшие к Америке архипелаги, они из поколения в поколение поддерживали связь между отдельными островами. По преданию, когда вожди из Таити отправлялись в гости на Гавайские острова, лежащие в 2 тысячах морских миль к северу и на несколько градусов западнее, кормчий сперва правил по солнцу и звездам прямо на север, пока звезды у него над головой не говорили ему, что он достиг широты Гавайского архипелага. Тогда он поворачивал под прямым углом и шел на запад, пока птицы и облака не указывали ему цель.

Откуда у полинезийцев такое знание астрономии, откуда тщательно разработанный календарь? Во всяком случае не от меланезийских или малайских народов на западе. А вот у «белых бородатых людей», которые передали свою замечательную культуру ацтекам, майя и инкам в Америке, был сходный календарь и такое знание астрономии, каким никто в Европе не обладал в ту пору.

В Перу, где южноамериканский материк спускается к Тихому океану, по сей день в песчаной пустыне можно увидеть древнюю астрономическую обсерваторию, памятник времен все того же таинственного народа, который высекал исполинских идолов, строил пирамиды, разводил батат и бутылочную тыкву.

2 июля мирному созерцанию звездного неба пришел конец. Вместо слабого норд-оста подул сильный ветер, и пошли высокие волны. Ночью при свете яркой луны мы лихо неслись вперед. Чтобы определить скорость, мы считали, за сколько секунд плот проходит мимо щепки, брошенной в воду у носа. И вот оказалось, что «Кон-Тики», так сказать, побил свой личный рекорд. Обычно мы, выражаясь нашим языком, шли со скоростью «двенадцати – восемнадцати щепок», теперь же достигли «шести щепок», и за кормой вихрилась сверкающая попутная струя.

Четыре человека крепко спали в бамбуковой хижине, Торстейн стучал телеграфным ключом в своем углу, я нес вахту на руле. Близилась полночь, когда я увидел нагонявшую нас сзади громадную волну, гребень которой терялся за пределами поля зрения, а сразу за ней пенились еще два таких же исполинских вала. Если бы мы только что не прошли это место, я был бы уверен, что это высокие буруны над коварной банкой. Первый вал могучей стеной катился за нами в свете луны. Я крикнул товарищам, чтобы побереглись, и повернул плот, готовясь принять удар.