Заметки пассажира. 24 вагона с комментариями и рисунками автора - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Бильжо cтр.№ 18

В 90-е я ездил в Ленинград (Санкт-Петербург) на фестиваль «Золотой Остап» уже в СВ и уже в качестве художника. Во всех купе выпивали и шутили ослепительно яркие люди. Вот только малая часть: Фазиль Искандер, Георгий Данелия, Эльдар Рязанов, Аркадий Арканов, Александр Ширвиндт, Александр Кабаков. Первые фигурки «Золотого Остапа», которые вручали лучшим в области юмора, были из бьющегося материала. Случайное разбитие фигурок происходило во время распития за них в поезде Санкт-Петербург (Ленинград) – Москва. А я получил уже тяжелого, металлического «Остапа», которым можно было разбить все, что угодно. Как-то, когда я ехал получать эту премию второй раз, уже за телевизионную программу «Итого», я оказался в одном купе с Максимом Галкиным, то есть с десятью процентами сегодняшней звезды. Интеллигентный трепетный юноша с толстой книгой по филологии интересовался у меня, уйдет ли Дима Дибров из программы «Как стать миллионером» или нет. Максиму очень хотелось вести эту программу, и он этого не скрывал. Что, в общем, хорошо.

А теперь, в 2000-е, я езжу в Санкт-Петербург в СВ и навороченных «люксах» с рюшечками и телевизором. И очень боюсь, что мой сосед вдруг захочет его смотреть.

Но я по-прежнему люблю сидеть на откосе и смотреть на проходящие поезда. Москва – Санкт-Петербург. «Красная стрела».

Ты уедешь, ты уедешь в Петербург, а приедешь в Ленинград…» – пропел, хитро улыбаясь и засыпая, мой остроумный внук. А я взял свой дорожный портфель и, удивляясь тому, как в четырехлетней голове может быть столько мусора, и в то же время восхищаясь тем, как к месту применена цитата, отправился в очередной раз в колыбель революции. В культурную столицу нашей родины я часто ездил и езжу в командировки по очень культурным поводам.

25 июня, накануне своего дня рождения, я сел с женой в «Красную стрелу». В СВ. В моей большой сумке лежали головы легендарных питерцев: Алисы Фрейндлих, Алексея Германа, Юрия Шевчука, Александра Сокурова и Сергея Лихачева. Головы вырубил топором из дерева воронежский скульптор Сергей Горшков, и предназначены они были для оформления питерского «Петровича». В ноль часов двадцать минут 26 июня мы выпили за мое здоровье с моей подругой Светой Конеген, которая ехала в Питер на презентацию своей книги в соседнем вагоне. Мы отмечали мой день рождения, обсуждая американца, у которого московский носильщик украл багаж. Стоит ли говорить, что сильно пожилой турист не помнил ни лица носильщика, ни его возраста. Ни-че-го. Впрочем, может быть, и багаж он сам забыл. Что поделаешь – возраст. А я думал, что было бы с носильщиком, укради он мою сумку с головами. Я бы много отдал, чтобы посмотреть на выражение его лица. В Питере были белые ночи и… черные дни. Дождь не переставая шел весь день. Солнце появлялось в полночь. А вот другая поездка. Матч «Зенит» – «Сатурн» закончился победой «Зенита», который стал чемпионом страны. Играли в Москве. Ленинградский вокзал был забит болельщиками. Фанатами «Зенита». Я с трудом пробился к своему вагону, пряча лицо в шарф, чтобы не услышать от питерских привычное: «О, Розенбаум!» Через несколько минут на пороге купе, в котором я уже разместился, появился, тяжело дыша, замечательный актер Анатолий Равикович. Лев Евгеньевич Хоботов из «Покровских ворот». Обаяние, деликатность и врожденная интеллигентность этого человека заполнили купе. Мы сознались друг другу в том, что не любим и боимся толпы, а особенно болельщиков, и актер рассказал мне, как во время войны его мать с ним, маленьким, на руках бежала по перрону, спасаясь от фашистов, уже вошедших в город. Сесть в набитый битком и уже уходящий поезд было невозможно. И тогда мать забросила своего малыша в форточку вагона. «Пойду покурю», – сказал Равикович. «Может быть, не надо? Вы тяжело дышите», – это я, на правах человека с медицинским образованием. «Я знаю, что не надо… – ответил он и досадой добавил: – Слаб человек…» От предложенного проводником завтрака я отказался. А он с теми же словами и с той же интонацией «слаб человек…» заказал блинчики с икрой. «Нет, он не слаб, он силен, дай Бог ему здоровья и ролей», – подумал я.

А как раз с Невы дул очень холодный ветер. А я лысый и без головного убора. В Эрмитаж огромная очередь. Завтра съемки, и нельзя болеть. Я подошел к маленькому милиционеру. Он такой маленький, что скорее это не милиционер, а юный друг милиции. «Может быть, узнает?..» – тайно надеялся я. Нет, не узнал. И даже не перепутал с Розенбаумом. «В порядке общей очереди». Я достал удостоверение члена Союза художников. «В порядке общей очереди». Я достал удостоверение члена Союза журналистов. «Пресса». «В порядке общей очереди». «Вот гондон штопаный», – несправедливо о человеке подумал я. Вместо того чтобы испытать чувство гордости за неподкупную родную милицию. Видит бог, я хотел культуры, а пошел и выпил водки. У Адмиралтейства, в сквере, мама держала на руках рыжего мальчика, и рыжий мальчик писал на постамент бюста поэта Лермонтова. Мальчик был похож на поэта в детстве и поэтому имел право писать на него.

А вот еще. Я никогда не ел до этого корюшки. А тут после съемок телевизионной программы, которую я вел, сказал своим питерским друзьям об этом. «Поезд уходит ночью, давайте кормите меня своей рыбкой, пока ее сезон». Вот это мое самое сильное гастрономическое впечатление за последние годы. Свежая жареная корюшка с белым итальянским вином. Из ресторана я уехал на Московский вокзал и увез с собой коробку жареной рыбки. Рано утром в Москве я купил белого итальянского вина и продолжил с женой прерванную сном и поездом трапезу. Дарю идею: в конце мая – начале июня садитесь в поезд и поезжайте в Питер есть корюшку.