Капеллан дьявола. Размышления о надежде, лжи, науке и любви - читать онлайн книгу. Автор: Ричард Докинз cтр.№ 76

Все это очень плохо, и Гулд мог бы позволить себе подвергнуть этот миф и более суровой критике, чем та, какую он обращает против своих обычных мишеней. Я сделал бы это, исходя из логических оснований, но Гулд предпочитает эмпирические нападки. Он рассматривает реальный ход эволюции и пытается доказать, что весь кажущийся прогресс, который в нем можно усмотреть, представляет собой артефакт (как в случае со статистикой по бейсболу). Например, правило Копа об увеличении размеров тела вытекает из простой модели “маршрута пьяницы”. Распределение возможных размеров ограничено стенкой слева — минимальным размером. Если начать беспорядочное движение возле этой левой стенки, идти получится только вверх по распределению размеров. Среднему размеру волей-неволей придется увеличиваться, но это не предполагает направленной эволюционной тенденции к увеличению размеров.

Как убедительно доказывает Гулд, этот эффект осложняется человеческой склонностью придавать слишком большое значение появлению новшеств на геологической сцене. В учебниках подчеркивается прогрессия уровней организации в ходе биологической истории. С достижением каждого нового уровня возникает искушение забыть, что предшествующие уровни никуда не делись. Этой ошибке способствуют и иллюстраторы, которые изображают в качестве представителей каждой эпохи лишь новообразованные формы. До определенного момента эукариот не существует. Появление эукариот кажется более прогрессивным событием, чем оно было на самом деле, из-за того, что сохранившиеся полчища прокариот забывают изобразить. Такое же ложное впечатление передается нам с появлением на сцене каждого новшества: позвоночных, животных с крупным мозгом, и так далее. Любую эпоху можно назвать “веком таких-то организмов”, как будто эти организмы вытеснили героев прошлого “века”, а не просто присоединились к ним.

Гулд разъясняет все это в замечательном разделе, посвященном бактериям. Он напоминает нам, что на протяжении большей части истории наши предки были бактериями. Большинство организмов по-прежнему относятся к бактериям, и можно убедительно показать, что основная часть биомассы в настоящее время приходится на бактерий. Мы, эукариоты, крупные животные, животные с большим мозгом, представляем собой что-то вроде относительно новой бородавки на лице биосферы, которая в основном остается прокариотической. Что касается увеличения средних размеров (сложность, число клеток, размеры мозга) со времен “века бактерий”, то это могло произойти просто потому, что стена возможностей не позволяет пьянице двигаться ни в каком другом направлении. Джон Мейнард Смит признавал такую возможность, но сомневался в ней, когда в 1970 году обсуждал эту проблему [248] .

Очевидное и неинтересное объяснение эволюции возрастающей сложности состоит в том, что первые организмы неизбежно были простыми... А раз первые организмы были простыми, значит, эволюционные изменения могли происходить только в направлении усложнения.

Мейнард Смит подозревал, что об этом “очевидном и неинтересном объяснении” еще есть что сказать, но не стал вдаваться в подробности. Возможно, он думал о том, что впоследствии назвал “главными переходными этапами эволюции” [249] , а я — “эволюцией эволюционируемости” (см. ниже).

Эмпирический подход Гулда восходит к Дэну Макши [250] , чье определение сложности напоминает таковое Джона Прингла [251] , а также к определениям, которые Джулиан Хаксли [252] дал “самобытности” (individuality) и “неоднородности составляющих” (heterogeneity of parts). Прингл называл сложность эпистемологической концепцией, подразумевая, что это мера, которая относится к нашему описанию какого-либо явления, а не к самому этому явлению. Краб морфологически сложнее кивсяка, потому что если написать две книги, в которых каждое из этих животных описывалось бы с одинаковой степенью подробности, в книге о крабе оказалось бы больше слов, чем в книге о кивсяке. В книге о кивсяке описывался бы типичный сегмент, а затем просто отмечалось бы, что, за перечисленными исключениями, другие сегменты точно такие же. В книге о крабе для описания каждого сегмента потребовалась бы отдельная глава, поэтому количество информации в этой книге было бы больше [253] . Макши применил аналогичный подход к позвоночнику, выразив сложность строения различных позвоночных животных через степень неоднородности.

Установив эту меру сложности, Макши предпринял поиск статистических доказательств существования какой-либо общей тенденции ее увеличения у ископаемых эволюционных ветвей. Он различал пассивные тенденции (которые Гулд называет статистическими артефактами) и направленные тенденции (которые основаны на настоящей склонности к увеличению сложности, предположительно направляемой естественным отбором). Гулд с восторгом сообщает, что Макши пришел к выводу об отсутствии каких-либо данных общего характера, доказывающих, что статистическое большинство эволюционных ветвей демонстрирует направленные тенденции в сторону увеличения сложности. Сам Гулд заходит еще дальше, отмечая, что поскольку существует так много видов паразитов, а эволюционные ветви паразитов обычно склонны к пониженной сложности, может даже наблюдаться статистическая тенденция, противоположная той, которая предполагалась исследуемой гипотезой.

Здесь Гулд оказывается в опасной близости от той борьбы с ветряными мельницами, которую он в свое время уже делал своим творческим методом. Почему хоть один разумный дарвинист стал бы ожидать, что в большинстве эволюционных ветвей должно происходить увеличение анатомической сложности? Совершенно неясно, почему это должно быть свойственно приверженцам философии адаптационизма. Следует, впрочем, признать, что это может быть свойственно человеческому тщеславию (и в историческом плане Гулд прав, утверждая, что многие этим грешили). Так получилось, что наша, человеческая ветвь специализирована на сложности, осо-

бенно на сложности нервной системы, чем и объясняется наша чисто человеческая склонность определять прогресс как увеличение сложности или мозговитости. Другие виды смотрели бы на это иначе, как предположил Джулиан Хаксли в стихотворении “Прогресс” [254] :