Капеллан дьявола. Размышления о надежде, лжи, науке и любви - читать онлайн книгу. Автор: Ричард Докинз cтр.№ 52

Еще очевиднее, что если слишком много людей пожертвуют собой, то запас верующих может истощиться. Так и случилось в одном печально известном примере самоубийства ради веры, хотя в том случае это была не смерть камикадзе на поле боя. Секта “Храм народов” прекратила свое существование, когда ее лидер, преподобный Джим Джонс, увел основную массу своих последователей в обетованную землю “Джонстаун” в гайанских джунглях, где убедил более девятисот из них, детей в первую очередь, принять цианид. Эту жуткую историю во всех подробностях расследовала группа журналистов из газеты “Сан-Франциско кроникл”.

Джонс (“Отец”) созвал свою паству и сказал, что настало время отправиться на небеса.

— Мы встретимся, — обещал он, — в другом месте.

Его слова лились из громкоговорителей лагеря.

— В том, чтобы умереть, есть великая честь. Умереть всем — это великая демонстрация [166] .

Кстати, от бдительности профессиональных социобиологов не ускользнуло, что в своей секте Джонс поначалу “провозгласил, что лишь ему дозволено заниматься сексом” (видимо, его партнершам это тоже было дозволено). Устраивала связи Джонса его секретарша. Она звонила кому-нибудь и говорила: “Отец терпеть этого не может, но у него такое мощное влечение, так что не могли бы вы... ” Его жертвами были не только женщины. Один семнадцатилетний юноша, входивший в его общину в те времена, когда она еще базировалась в Сан-Франциско, рассказал, что Джонс предавался с ним любовным утехам на выходных в отеле, где со скидкой для священников снимал номер на имя “преподобного Джима Джонса и его сына”. Тот же юноша рассказывал:

Я относился к нему с настоящим благоговением. Он был для меня больше чем отец. Ради него я мог бы убить своих родителей.

В истории преподобного Джима Джонса примечательно не только своекорыстное поведение его самого, но и почти сверхчеловеческое легковерие его последователей. Учитывая такую поразительную доверчивость, может ли кто-то сомневаться, что человеческий разум — благодатная почва для злокачественных инфекций?

Джонсу удалось задурить головы всего нескольким тысячам человек. Но его случай — это лишь крайность, надводная часть айсберга. Эта готовность позволить религиозным лидерам морочить нам головы широко распространена. Большинство из нас готовы были бы спорить, что никому не сойдет с рук выступление по телевидению с таким, примерно, набором слов: “Посылайте мне свои деньги, чтобы я мог убеждать на них других таких же дураков посылать мне деньги”. Однако сегодня почти в каждой большой городской агломерации Соединенных Штатов можно найти по крайней мере один проповеднический канал, целиком посвященный этому неприкрытому мошенничеству. И это сходит проповедникам с рук и приносит большой барыш. Сталкиваясь с одурачиванием такого фантастического масштаба, сложно не почувствовать невольную симпатию к этим мошенникам в блестящих костюмах, но лишь до тех пор, пока не понимаешь, что не все дураки богаты и что проповедники часто жируют на лепты вдовиц. Я даже слышал, как один из них открыто ссылался на принцип, который я теперь отождествляю с принципом дорогостоящего подтверждения Амоца Захави. Бог по-настоящему ценит пожертвование, сказал он с искренним пылом, лишь когда оно так велико, что его больно делать. После этого перед телезрителями выкатывали престарелых нищих, которые свидетельствовали, насколько счастливее они стали с тех пор, как пожертвовали то немногое, что имели, преподобному такому-то.

5. Пациент может заметить, что те конкретные убеждения, которых он придерживается, не имеют отношения к доказательствам, но кажутся сильно связанными с эпидемиологией. Почему, может он спросить себя, я придерживаюсь этого, а не того набора убеждений? Потому ли, что я изучил все веры мира и выбрал ту из них, положения которой казались самыми убедительными? Почти наверняка нет. Если вы верующий, то статистически ничтожна вероятность того, что ваша вера отличается от веры ваших родителей и дедушек и бабушек. Не приходится сомневаться, что величественные соборы, волнующая музыка, трогательные истории и притчи тоже играют какую-то роль. Но намного более важной переменной, определяющей вашу религию, будет случайный факт вашего рождения. Убеждения, в которые вы так пылко верите, были бы совершенно другими и во многом противоречили бы нынешним, доведись вам родиться где-то в другом месте. Это эпидемиология, а не доказательства.

6. Если пациент составляет одно из редких исключений, следуя иной религии, чем его родители, объяснение может быть тоже эпидемиологическим. Конечно, возможно, что он беспристрастно изучил разные веры мира и выбрал себе наиболее убедительную. Но статистически намного вероятнее, что он подвергся воздействию особенно сильного инфекционного возбудителя, такого как Джон Уэсли [167] , Джим Джонс или св. Павел. Мы говорим здесь о горизонтальном переносе, как у кори. В предыдущем случае эпидемиология предполагала вертикальный перенос, как у хореи Хантингтона.

7. Внутренние ощущения пациента могут поразительно напоминать те, что обычно ассоциируются с сексуальностью.

Это слишком мощная сила в человеческом мозгу, и неудивительно, что некоторые вирусы выработали способность ее использовать. Знаменитое оргастическое видение св. Терезы Авильской слишком известно, чтобы его стоило лишний раз пересказывать [168] . В более серьезном ключе, и не на столь грубом чувственном уровне, написано трогательное свидетельство Энтони Кенни о том чистом наслаждении, которое ждет тех, кто сможет поверить в таинство пресуществления. Описав свое посвящение в сан католического священника рукоположением, дающим власть вести мессу, он живо вспоминает

восторженное состояние первых месяцев обладания властью читать мессу. Обычно встававший медленно и лениво, я рано выскакивал из постели вполне пробудившимся и исполненным волнения при мысли о том важном действе, которое я имел теперь право проводить. Я редко читал публичную общую мессу: в большинство дней я вел мессу один в приделе церкви, с одним из младших семинаристов в роли и прислужника, и паствы. Но это не имело значения для торжественности жертвы и для истинности освящения. Особенно покоряло меня прикосновение к телу Христову, близость священника к Иисусу Христу. Я смотрел на гостию после слов освящения нежным взором, как влюбленный смотрит в глаза своей возлюбленной... Та первая пора моего служения остается в моей памяти как время сбывшихся мечтаний и трепетного счастья, как нечто драгоценное, но слишком хрупкое, чтобы быть долговечным, как романтическая любовь, разбитая действительностью несчастливого брака [169] .