Скептически относящиеся к групповому отбору учёные признают, что, в принципе, он может иметь место. Вопрос в том, является ли он существенной эволюционной силой. Во многих конкретных ситуациях — допустим, когда групповым отбором пытаются объяснить самопожертвование отдельных особей — отбор на низших уровнях, по-видимому, более эффективен. Представьте, например, в нашем гипотетическом племени, среди готовых к смерти и загробному блаженству героев, одного эгоиста. От его решения держаться в сторонке и спасать собственную шкуру шансы племени на победу уменьшатся незначительно. Героическое самопожертвование одноплеменников принесёт больше выгоды ему, чем любому из них, говоря в среднем, ведь многие из них погибнут. Он же, по сравнению с ними, увеличит свои шансы на размножение, и его отрицающие героическую смерть гены с большей вероятностью будут унаследованы следующим поколением. Соответственно, в следующих поколениях стремление к героической смерти будет уменьшаться.
Это, конечно, крайне упрощённый пример, но он позволяет обнаружить недостаток идеи группового отбора. Объяснения самопожертвования особей с позиции теории группового отбора уязвимы — они разъедают себя изнутри. Смерть и размножение особей происходит быстрее и чаще, чем вымирание и членение групп. Для определения специальных условий, при которых в процессе эволюции проявляется групповой отбор, можно разработать математическую модель. Как правило, в природе подобные условия не встречаются, но легко возразить, что, возможно, религии в племенных группах как раз помогают создать такие, иначе не существующие, условия. Это интересная теория, но я не буду обсуждать её здесь подробно; замечу только, что сам Дарвин, несмотря на свою обычную твёрдую приверженность отбору на уровне индивидуальных организмов, ближе всего подошёл к идее группового отбора именно при обсуждении первобытных племён:
Если два племени первобытных людей, живших на одной и той же земле, вступали между собою в состязание, то (при прочих равных условиях) одолевало и брало верх то племя, в котором было больше мужественных, воодушевлённых любовью к ближним, верных друг другу членов, всегда готовых предупреждать друг друга об опасности, оказывать помощь и защищать друг друга… Себялюбивые и недружелюбные люди не могут сплотиться, а без сплочения мало чего можно достичь. Племя, одарённое указанными выгодными качествами, распространится и одолеет другие племена; но с течением времени, судя по всей истории прошлого, оно будет в свою очередь побеждено каким-либо другим, ещё выше одарённым племенем.
[122]
Для читающих эту книгу специалистов-биологов добавлю, что идея Дарвина не является в строгом смысле групповым отбором, то есть вычленением дочерних групп из успешных материнских с возможностью подсчёта их числа в метапопуляции групп. Дарвин больше говорит об увеличении численности индивидуумов в племени, где распространены альтруизм и сотрудничество. Приведённая им модель скорее напоминает распространение в Великобритании серой белки, которая постепенно вытеснила рыжую; не столько настоящий групповой отбор, сколько экологическое замещение.
Религия как побочный результат чего-то другого
Позвольте теперь перейти от группового отбора к моему собственному взгляду на ценность религии для выживания в процессе естественного отбора. Я разделяю мнение всё увеличивающегося числа биологов, полагающих, что религия является побочным продуктом какого-то другого феномена. Я вообще считаю, что при осмыслении эволюционной ценности того или иного признака биологи постоянно должны помнить о «побочных продуктах». Возможно, размышляя о ценности чего-либо для выживания, мы неправильно формулируем изначальный вопрос. Возможно, его нужно задать немного по-другому. Может оказаться, что рассматриваемый феномен (в данном случае религия) не имеет собственной ценности для выживания, а является побочным продуктом другого, важного для выживания феномена. Позвольте пояснить идею побочного продукта примером из области моей экспертизы — поведения животных.
Часто можно наблюдать летящих на огонь свечи мотыльков, и нельзя сказать, что их поведение случайно. Прилагая массу стараний, они бросаются в пламя, превращая свои тельца в факел. Легко назвать подобное поведение «самосожжением» и под впечатлением этого многозначительного названия размышлять, по какой странной причине естественный отбор мог закрепить подобное поведение. Я же предлагаю, прежде чем приступать к поиску ответа, по-другому задать сам вопрос. Перед нами — не самоубийство. То, что выглядит как самоубийство, возникает как непреднамеренный побочный эффект чего-то другого. Чего именно? Вот одно из возможных толкований, вполне подходящее нам для того, чтобы прояснить суть идеи.
Искусственный свет появился в ночной темноте сравнительно недавно. До этого единственными источниками света в ночи были луна и звёзды. Поскольку они находятся от нас на огромном расстоянии, идущие от них световые лучи — параллельны, и их можно использовать в качестве компаса. Известно, что насекомые используют солнце и луну в качестве компаса, чтобы лететь, точно придерживаясь одного направления. Они могут использовать тот же компас — с обратным знаком — и для возвращения в исходную точку. Нервная система насекомого приспособлена для выработки временных правил поведения, примерно таких: «Держать курс так, чтобы луч света попадал в глаз под углом 30 градусов». Глаза у насекомых — сложные, состоящие из прямых светонаправляющих трубочек или конусов (омматидиев), расходящихся из центра глаза, как иголки у ежа. Поэтому вполне возможно, что на практике «инструкция» ещё проще: лететь так, чтобы свет всё время попадал в определённую трубочку — омматидий.
Однако световой компас правильно работает только в том случае, если источник света находится очень далеко. Иначе лучи будут идти не параллельно, а расходиться из одной точки, подобно спицам в колесе. Если нервная система даст инструкцию лететь так, чтобы свет падал в глаз под углом 30 градусов (или любым другим острым углом), но путеводным источником света окажется не луна или солнце, а горящая свечка, то такая инструкция неизбежно приведёт насекомое по спиральной траектории в пламя. Попробуйте сами нарисовать схему, используя любой острый угол, и у вас получится элегантная логарифмическая спираль, заканчивающаяся в точке положения свечи.
Несмотря на печальный исход в данном частном случае, вышеописанное поведение в целом для мотыльков полезно, потому что видимый ими источник света гораздо чаще оказывается луной, чем горящей свечой. Мы не замечаем мириады бесшумно и успешно летящих к своей цели мотыльков, руководимых светом луны или яркой звезды; мы видим только тех, что сгорают, покружившись вокруг пламени свечи, и задаём неправильно поставленный вопрос: что подвигает мотыльков на самоубийство? Вместо этого нужно было бы спросить: почему их нервная система использует в качестве компаса направление световых лучей — тактику, которую мы замечаем, только когда она даёт сбой. Стоило перефразировать вопрос — и тайна пропала. Никакого самоубийства не было. Мы столкнулись с губительным побочным эффектом навигационной системы, которая в нормальном случае вполне эффективна.