Слепой часовщик. Как эволюция доказывает отсутствие замысла во Вселенной - читать онлайн книгу. Автор: Ричард Докинз cтр.№ 77

Чтобы исключить возможность случайного совпадения, данные были обработаны статистически. Вывод был сделан следующий: если бы привлечение самок было единственным предназначением хвоста, тогда самцам следовало бы иметь более длинные хвосты, чем те, что у них есть. Другими словами, половой отбор постоянно тянет хвосты (в эволюционном смысле) в сторону удлинения. Тот факт, что в реальности хвосты короче тех, какие самки предпочли бы, наводит на мысль, что существует и какое-то иное давление отбора, удерживающее длину хвоста на нынешнем уровне. Это “утилитарный” отбор. Предположительно обладатели особенно длинных хвостов гибнут с большей вероятностью, чем самцы с хвостами средней длины. К сожалению, у Андерссона не было времени проследить дальнейшую судьбу птиц, подвергнутых им пластической хирургии. Найди он на это время, прогноз был бы такой: самцы с приклеенными дополнительными перьями в среднем гибли бы раньше нормальных самцов — возможно, из-за большей уязвимости для хищников. А самцы с искусственно укороченными хвостами должны были бы, вероятно, жить дольше, чем обыкновенные самцы. Все это потому, что, по-видимому, нормальная длина хвоста представляет собой компромисс между оптимальным значением для полового отбора и оптимумом для отбора утилитарного. Не исключено, что птицы с искусственно укороченными хвостами окажутся ближе к утилитарному оптимуму, а потому и проживут дольше. Впрочем, тут много допущений. Если, к примеру, с утилитарной точки зрения главный недостаток длинного хвоста состоит не столько в опасности погибнуть из-за его размеров, сколько в экономических затратах на то, чтобы его отрастить, тогда у самцов, получивших увеличенный хвост на блюдечке, в качестве безвозмездного дара от Андерссона, продолжительность жизни, возможно, и не особенно сократится.

Я писал так, как будто предпочтения самок стремятся непременно направлять эволюцию хвостов и прочих украшений в сторону увеличения. Но мы уже знаем, что теоретически нет никаких препятствий, которые мешали бы женским прихотям подталкивать эволюцию в противоположном направлении — например, не удлинять хвосты, а укорачивать их. Хвост обыкновенного крапивника представляет собой столь короткий обрубок, что так и тянет поинтересоваться, уж не короче ли он, чем “должен” быть с точки зрения голого прагматизма. Конкуренция между самцами крапивника очень велика — это можно заключить даже из их несоразмерно громкого пения. Такое пение не может не быть затратным, и известны случаи, когда поющие самцы крапивника надрывались в буквальном смысле до смерти. На территории успешных самцов селится по нескольку самок, как и у бархатных ткачей. Такая напряженная обстановка располагает к возникновению положительных обратных связей. Может ли короткий хвост крапивника быть результатом неконтролируемой “эволюционной усадки”?

Оставим крапивников в стороне, нам и без них хватает правдоподобных примеров, которые можно трактовать как следствия взрывной эволюции, идущей по восходящей спирали и движимой положительными обратными связями: веер павлина, хвосты бархатного ткача и райской птицы. Фишер и его современные последователи показали нам, как могут возникать подобные явления, отдающие безвкусицей и сумасбродством. Насколько неразрывно связана эта теория с половым отбором? Можно ли найти ей какие-то убедительные аналогии среди других эволюционных процессов? Стоит задаться этим вопросом хотя бы только потому, что наша собственная эволюция в некоторых отношениях определенно имела взрывной характер. Особенно это заметно на примере нашего головного мозга, который рос как на дрожжах в течение последних нескольких миллионов лет. Высказывались предположения, что в этом виновен непосредственно половой отбор: мозговитость (или какое-то ее проявление — например, способность запомнить последовательность движений продолжительного и сложного ритуального танца) могла быть сексуально привлекательным признаком. Но также взрывообразное увеличение мозга могло произойти под влиянием какой-то другой разновидности отбора — аналогичной половому отбору, но не идентичной ему. Тут, думаю, имеет смысл разграничить между собой два типа возможных аналогий с половым отбором: поверхностную аналогию и глубинную аналогию.

Поверхностная аналогия незамысловата. Любой эволюционный процесс, в котором результат одного шага служит фундаментом для следующего, потенциально ведет к прогрессу, иногда стремительному. Мы уже сталкивались с этим в предыдущей главе, когда говорили о “гонке вооружений”. Всякое эволюционное усовершенствование, достигаемое хищниками, изменяет давление отбора, действующее на жертв, стимулируя их к повышению эффективности в деле избегания хищников. Это, в свою очередь, усиливает отбор среди хищников, тоже заставляя их совершенствоваться, и получается непрерывно восходящая спираль. Как мы уже видели, вполне возможно, что в результате ни хищникам, ни жертвам не удастся насладиться возрастающим успехом, поскольку их враги тоже будут становиться совершеннее. Но тем не менее как жертвы, так и хищники будут становиться все лучше и лучше оснащенными. Итак, это была поверхностная аналогия с половым отбором. Более серьезная аналогия должна учитывать самую суть теории Фишера — Лэнда: ситуацию, напоминающую эффект зеленой бороды и взрывоопасную по своей природе, когда гены, определяющие выбор самки, непроизвольно стремятся выбрать копии самих себя. Существуют ли еще какие-то подобные явления помимо полового отбора как такового — неизвестно.

Я подозреваю, что нечто аналогичное взрывообразной эволюции по типу полового отбора стоит поискать в истории человеческой культуры. Здесь тоже имеют значение прихоти и возможны такие явления, как “мода” и эффект “большинство всегда побеждает”. Еще раз обращаю ваше внимание на предупреждение, с которого я начал эту главу. Если быть занудами и пуристами в вопросах словоупотребления, то “эволюция” культуры — это никакая не эволюция, но эти два процесса имеют между собой достаточно много общего для того, чтобы мы могли позволить себе некоторые сопоставления. Главное — не забывать о различиях. Давайте разберемся с этими тонкостями, прежде чем перейти к интересующей нас теме взрывных спиралей.

Многими неоднократно отмечалось (а на самом деле любой дурак может заметить), что история человечества во многих отношениях напоминает биологическую эволюцию. Если вы будете рассматривать какую-либо сторону человеческой жизни — состояние науки, исполняемую музыку, манеру одеваться, средства передвижения и т. п. — через одинаковые промежутки времени, равные, скажем, веку или десятилетию, вы заметите тенденции. О наличии тенденции можно говорить тогда, когда, взглянув на три последовательные хронологические точки A, B и C, мы видим, что значение измеряемого признака в точке B лежит между соответствующими значениями для точек A и C. Несмотря на наличие исключений, каждый согласится с тем, что многие аспекты нашей цивилизации имеют такого рода направленность. Правда, иногда тенденции меняются на противоположные (взять хотя бы длину юбок), но то же самое справедливо и для генетической эволюции.

Во многих случаях, особенно когда речь идет не о капризах моды, а о практичных технологиях, можно без излишних споров на тему субъективности восприятия считать тенденции улучшениями. Например, нет никаких сомнений в том, что средства передвижения в течение последних 200 лет плавно и неуклонно совершенствовались: экипажи, запряженные лошадьми, затем машины, приводимые в движение паром, и, наконец, сегодняшние сверхзвуковые реактивные самолеты. В слово “улучшение” я не вкладываю никакой оценки. Я не имею в виду, что в результате этих преобразований качество жизни непременно улучшилось, — лично я нередко в этом сомневаюсь. Не спорю я и с той распространенной точкой зрения, что стандарты мастерства снизились после того, как на смену искусным ремесленникам пришло серийное производство. Но если смотреть на транспорт исключительно как на транспорт, то есть как на средство для перемещения из одной точки мира в другую, то, бесспорно, исторические тенденции направлены в сторону некоторого улучшения, даже если это улучшение связано всего лишь с увеличением скорости. Точно так же на шкале десятилетий, а то и лет можно видеть непрерывное повышение качества звуковоспроизводящей аппаратуры. Это неоспоримо, пусть даже вы, как и я, иногда считаете, что этот мир был бы более приятным местом для жизни, если бы усилитель никогда не был изобретен. Это не вопрос вкуса, это объективный, поддающийся строгой оценке факт: сегодня точность воспроизведения звука выше, чем в 1950 г., а в 1950 г. она была выше, чем в 1920 г. Также несомненно и то, что современные модели телевизоров воспроизводят изображение лучше, чем это делали ранние образцы, хотя, конечно же, это не означает более высокого качества транслируемых передач. Качество военной техники, предназначенной для уничтожения людей, возрастает стремительно: теперь она может убить больше человек за более короткое время. То, что не во всех смыслах это является улучшением, очевидно и в разъяснениях не нуждается.