Слепой часовщик. Как эволюция доказывает отсутствие замысла во Вселенной - читать онлайн книгу. Автор: Ричард Докинз cтр.№ 64

Но до сих пор мы принимали во внимание только малую часть окружающей среды, а именно погоду. Погода играет важную роль в жизни животных и растений. Ее характер меняется с веками, что поддерживает эволюцию в непрерывном движении по “следам” этих изменений. Но перемены климата бессистемны и непоследовательны. Есть в окружающей среде животного и такие составляющие, которые склонны изменяться в одном и том же неблагоприятном направлении, и за такими изменениями также требуется “следить”. Эти составляющие сами являются живыми организмами. Для хищника, например для гиены, не менее, чем погодные условия, важна добыча: эволюционирующие популяции зебр, гну и других антилоп. Для антилоп и прочих пастбищных животных, бродящих по саваннам в поисках травы, погода, возможно, имеет значение, но львы, гиены и прочие хищники тоже немаловажны. Накапливающий отбор будет следить за тем, чтобы животные были хорошо приспособлены обскакать хищника или обмануть жертву, не менее внимательно, чем за тем, чтобы они соответствовали преобладающим погодным условиям. И как эволюция движется “по пятам” за долговременными переменами климата, точно так же и приспособления добычи будут тоже неуклонно следовать за долгосрочными тенденциями в вооружении хищников. Разумеется, обратное тоже верно.

Таким образом, у видов есть “враги” — мы можем использовать этот общий термин по отношению ко всем живым существам, усложняющим жизнь кому-либо. Львы являются врагами зебр. Обратное утверждение, что зебры — враги львов, может показаться несколько циничным. Зебра в этих взаимоотношениях — сторона невинная и потерпевшая, так что звучащее с обвинительным оттенком слово “враг” выглядит тут неоправданным. Однако каждая конкретная зебра делает все от нее зависящее, чтобы не быть съеденной львом, и с точки зрения льва это делает жизнь сложнее. Если бы всем зебрам и прочим травоядным удалось достичь своей цели, львы вымерли бы от голода. Значит, по определению зебры являются для львов врагами. Паразиты вроде ленточных червей — враги для своих хозяев, а хозяева являются врагами для паразитов, поскольку склонны вырабатывать у себя средства для противодействия им. Травоядные — враги растений, а растения — враги травоядных в том смысле, что отращивают себе шипы и производят ядовитые или неприятные на вкус вещества.

В эволюционном масштабе времени животные и растения “следят” за изменениями своих врагов так же тщательно, как и за переменами климата. С точки зрения газелей эволюционное усовершенствование орудий и тактики нападения гепардов — все равно что постоянное ухудшение погодных условий, к которому нужно приспосабливаться. Однако между тем и другим имеется одно чрезвычайно существенное различие. С течением веков погода меняется, но она не меняется каким-то особо недоброжелательным образом. У нее нет намерения обставить газелей. Среднестатистический гепард меняется из столетия в столетие так же, как меняется среднегодовая норма осадков. Но если среднее количество осадков будет возрастать и понижаться без видимой закономерности и резона, то среднестатистический гепард будет из века в век становиться только лучше оснащенным для охоты на газелей по сравнению со своими предками. Это связано с тем, что последовательность сменяющих друг друга гепардов, в отличие от последовательности сменяющих друг друга погодных условий, сама подвержена действию накапливающего отбора. Гепарды будут склонны приобретать все большую и большую быстроту ног, зоркость взгляда и остроту зубов. Сколь бы “враждебными” ни были погодные и прочие неживые условия среды, у них нет необходимости становиться все более недружелюбными. А живым врагам, если смотреть на эволюционной временнóй шкале, свойственна именно такая тенденция.

Склонность хищников к постепенному “улучшению” быстро сошла бы на нет, как это бывает при гонке вооружений у людей (по причинам экономического характера, к которым мы перейдем позже), не будь подобной тенденции и у добычи. И наоборот. Газели не в меньшей степени, чем гепарды, являются предметом накапливающего отбора, и они тоже из поколения в поколение будут совершенствовать свою способность быстро бегать, мгновенно реагировать и растворяться в высокой траве. Они тоже способны эволюционировать в сторону того, чтобы становиться более серьезными противниками, в данном случае — противниками гепардов. С точки зрения гепарда среднегодовая температура не ухудшается и не улучшается систематически, если не считать того, что для хорошо приспособленного животного любое изменение — это изменение к худшему. А вот среднестатистическая газель — та имеет тенденцию из года в год становиться все хуже и хуже: быть более приспособленной убегать от гепардов и потому более неудобной для поимки. И опять-таки эта тенденция газелей к постепенному усовершенствованию потихоньку застопорилась бы, не проявляй и хищники аналогичную тенденцию. Одна из сторон становится лучше по причине улучшения другой стороны. И наоборот. В масштабе веков и тысячелетий этот процесс закручивается в порочную спираль.

Когда в мире государств с его более мелким временны´м масштабом враги постепенно совершенствуют свои вооружения в ответ на усовершенствование вооружений противника, мы называем это “гонкой вооружений”. Аналогия с эволюцией тут достаточно близка для того, чтобы позаимствовать этот термин, и я не приношу извинений тем своим напыщенным коллегам, которые были бы рады очистить наш язык от подобной наглядности. Я воспользовался простым примером с газелями и гепардами, чтобы провести четкую грань между живым врагом, который сам подвержен эволюционным преобразованиям, и безразличными неодушевленными силами природы, например погодой, которые тоже подвержены изменениям, но не систематическим, не эволюционным. Однако теперь пришло время признаться, что, пытаясь растолковать эту важную мысль, в других отношениях я мог направить читателя по неверному пути. Стоит немного подумать, и становится ясно, что нарисованная картина бесконечно прогрессирующей гонки вооружений слишком упрощена — как минимум в одном аспекте. Возьмем, к примеру, такой показатель, как скорость бега. Исходя из вышеизложенного можно подумать, что теория о гонках вооружений предполагает, будто гепарды и газели должны были постоянно, из поколения в поколение, становиться все более быстрыми, до тех пор пока и те и другие не стали бы в конце концов перемещаться со скоростью звука. Этого не произошло и никогда не произойдет. Преж де чем вернуться к обсуждению самого явления гонки вооружений, мой долг — предупредить неверное понимание этого предмета.

Первая оговорка такая. Из того, что я сказал, могло создаться впечатление, будто гепарды неуклонно совершенствуются в своем умении охотиться, а газели — в своей способности убегать от хищников. Читателю это могло внушить викторианские представления о неотвратимости прогресса, когда каждое поколение становится лучше, изящнее и отважнее своих родителей. Никакого отношения к тому, что происходит в природе, это не имеет. По всей вероятности, та временнáя шкала, на которой можно обнаружить хоть сколько-нибудь значимое улучшение, всегда будет слишком крупномасштабной, чтобы можно было что-либо заметить, сравнивая одно типичное поколение с другим, предшествовавшим ему. Более того, сам процесс “улучшения” отнюдь не непрерывен. Он судорожный и неровный: то и дело останавливается или даже отходит “назад”, а вовсе не движется неукоснительно “вперед” — в направлении, определяемом природой данной гонки вооружений. Изменения условий, изменения тех неодушевленных сил, которые я свалил в одну кучу под общим названием “погода”, вполне способны заглушить медленные и переменчивые тенденции, устанавливаемые гонкой вооружений, — по крайней мере для любого полевого наблюдателя. Наверняка бывают такие длительные промежутки времени, когда никакого “прогресса” в гонке вооружений — а может быть, и вообще никаких эволюционных преобразований — не происходит. Порой гонки вооружений приводят к вымиранию, и тогда очередная гонка вооружений начинается заново с нуля. Тем не менее, сказав все это, следует признать, что гонки вооружений, несомненно, остаются самым убедительным объяснением существования тех отлаженных и сложных механизмов, которые встречаются у животных и растений. Своего рода прогрессивное “улучшение” действительно существует, даже если оно происходит импульсивно и с перерывами, даже если результирующая скорость его настолько мала, что не может быть замечена не только за время жизни одного человека, но и за всю документированную историю человечества.