Слепой часовщик. Как эволюция доказывает отсутствие замысла во Вселенной - читать онлайн книгу. Автор: Ричард Докинз cтр.№ 51

Давайте-ка обсуждения ради попробуем встать на противоположную точку зрения — что жизнь возникла за все время лишь однажды, и было это здесь, на Земле. Есть соблазн восстать против этого предположения на основаниях чисто эмоциональных: нет ли в такой позиции чего-то ужасающе средневекового? Не напоминает ли это те времена, когда церковь учила нас, будто Земля — центр Вселенной, а звезды — всего лишь крохотные просвечивающие отверстия в небесном своде, сделанные для нашего развлечения (или, что даже еще более высокомерно, будто звезды совершают свой путь по небу для того, чтобы оказывать астрологическое влияние на наши маленькие жизни)? Какая самонадеянность — считать свою захолустную планету (во Вселенной, где их миллиарды миллиардов), свою захолустную солнечную систему и свою захолустную галактику единственными отмеченными печатью жизни! Почему, скажите на милость, такой чести должна была удостоиться именно наша планета?

Искренне прошу меня простить, поскольку я чрезвычайно рад, что мы ушли от средневековой религиозной узколобости, а к современным астрологам отношусь с презрением, но, боюсь, что все рассуждения о “захолустности” из предыдущего абзаца являются пустыми разглагольствованиями и не более того. Совершенно не исключено, что наша захолустная планета в буквальном смысле единственная, где когда-либо возникала жизнь. Дело в том, что если вдруг действительно на свете существует только одна планета с жизнью, то это неизбежно должна быть наша планета — по той очень веской причине, что именно “мы” обсуждаем сейчас этот вопрос! Если происхождение жизни — событие и вправду настолько невероятное, что имело место всего однажды, значит, это было именно на нашей планете. Получается, что говорить о высокой вероятности зарождения жизни на других планетах, исходя из факта наличия жизни на Земле, неправомерно. Такие аргументы — палка о двух концах. Мы не можем даже приступить к ответу на вопрос, сколько во Вселенной обитаемых планет, покуда не найдем какие-то независимые аргументы касательно того, насколько в принципе легко может возникать жизнь.

Но мы начинали с другого вопроса. Мы интересовались, какую долю везения можно допустить в теории о происхождении жизни на Земле, и я сказал, что ответ здесь зависит от того, является жизнь уникальным явлением или же она зарождалась во Вселенной многократно. Давайте начнем с того, что придумаем какое-нибудь название для вероятности появления жизни на случайно выбранной планете, сколь бы низкой эта вероятность ни была. Назовем ее, к примеру, ВСЗ — вероятность самопроизвольного зарождения. Если мы вооружимся пособиями по химии, станем пропускать электрические разряды сквозь смеси предполагаемых атмосферных газов и вычислять вероятность спонтанного возникновения реплицирующихся молекул в атмосфере типичной планеты, это и будет выяснением ВСЗ. Предположим, что даже по самым благоприятным нашим прогнозам ВСЗ окажется крайне маленькой — например, составит один к миллиарду. Очевидно, что нечего и надеяться на то, чтобы воспроизвести такую фантастическую случайность, такое чудо в лабораторном опыте. Однако если мы исходим из возможности, что жизнь во Вселенной возникала лишь однажды (а мы имеем полное право занять такую позицию, хотя бы в дидактических целях), то это означает, что мы разрешаем себе допускать очень большую степень удачи, поскольку во Вселенной есть множество планет, на которых жизнь могла бы возникнуть. Согласно одной из оценок, на свете есть 100 миллиардов миллиардов планет, а это в 100 млрд раз больше, чем шансы против возникновения жизни в той весьма скромной оценке ВСЗ, которую мы сделали. Подводя итог нашим рассуждениям, можно сказать, что максимально допустимое количество удачи для правдоподобной теории возникновения жизни должно составлять 1 к N, где N — число подходящих планет во Вселенной. Очень многое скрывается за этим словом “подходящих”, но все же давайте считать вероятность 1 к 100 миллиардам миллиардов максимальной верхней границей той степени случайности, которую нам позволяет допустить подобная аргументация.

Вообразите, что это означает. Мы приходим к химику и говорим ему: доставай свои справочники и свой калькулятор, заточи свой карандаш и заостри свой ум, заполни свою голову формулами, а колбы — метаном, аммиаком, водородом, двуокисью углерода и всеми остальными газами, какие могут найтись на первозданной необитаемой планете. Нагрей эту смесь, пронзи ее разрядами молний, а свой мозг — разрядами вдохновения. Пусти в дело все свои хитроумные химические методы и дай нам наилучшую химическую оценку вероятности спонтанного возникновения самореплицирующейся молекулы на среднестатистической планете. Или, если сформулировать вопрос иначе: как долго придется ждать, преж де чем случайные химические события, беспорядочные соударения атомов и молекул приведут к появлению такой молекулы, которая сможет воспроизводить сама себя?

Химики не знают ответа на этот вопрос. Большинство современных химиков, вероятно, сказали бы, что по меркам человеческой жизни ждать пришлось бы долго, но, возможно, не так уж и долго, если судить по космологическим меркам. Исходя из геологической истории нашей планеты можно предположить, что потребуется где-то миллиард лет — или, как сейчас стало принято говорить, один эон, — приблизительно столько времени прошло между возникновением Земли 4,5 млрд лет назад и появлением первых ископаемых организмов. Однако прелесть нашего аргумента “от числа планет” состоит в том, что даже если химик скажет нам, что потребуется “чудо”, которого придется ждать миллиард миллиардов лет — намного дольше, чем существует Вселенная, — то и такой вердикт ничуть не смутит нас. Ведь вполне возможно, что на свете больше миллиарда миллиардов подходящих планет. Если каждая из них существует так же долго, как и Земля, значит, мы располагаем миллиардом миллиардов миллиардов плането-лет. Этого более чем достаточно! При помощи простого умножения чудо превращается в практическую возможность.

Во всей этой аргументации скрыто одно допущение. То есть на самом деле их там множество, но мне бы хотелось поговорить конкретно об одном. Оно состоит в том, что если только жизнь (то есть репликаторы и накапливающий отбор) в принципе возникает, то она всегда доходит до той точки, когда у созданий, порожденных ею, оказывается достаточно интеллекта, чтобы рассуждать о собственном происхождении. В противном случае рассчитанная нами допустимая доля случайности должна будет закономерно уменьшиться. А если точнее, минимальная вероятность зарождения жизни на отдельно взятой планете будет составлять единицу к общему числу всех имеющихся во Вселенной подходящих планет, поделенному на вероятность того, что жизнь, начавшись, приведет к возникновению разума, способного задаваться вопросами о том, как он возник.

Тот факт, что наличие “разума, способного задаваться вопросами о том, как он возник” имеет какое-то отношение к делу, может показаться несколько странным. Чтобы понять, почему это действительно важно, давайте пойдем от противного. Представьте себе, будто возникновение жизни — событие вполне возможное, а вот последующая эволюция интеллекта крайне маловероятна и требует необычайного везения. Пускай возникновение разума будет настолько невероятным событием, что произошло оно лишь на одной планете во Вселенной, хотя жизнь при этом возникла на многих. А зная, что мы достаточно умны для того, чтобы обсуждать данную тему, мы знаем и то, что в таком случае этой единственной планетой должна быть Земля. Теперь давайте предположим, что и возникновение жизни, и возникновение разума — события чрезвычайно маловероятные. Тогда вероятность появления такой планеты, как Земля, которой повезло дважды, будет равна произведению двух малых вероятностей, то есть еще намного меньше, чем каждая из них в отдельности.