— Странный у вас глава… А как называется эта ваша организация?
Татьяна ответила с некоторой заминкой:
— Служба эскорта Его Высочества.
Дашуня часто заморгала, стараясь изо всех сил, чтобы Татьяна не заметила ее удивления и разочарования. Но, по-видимому, ей это не очень-то удалось. Татьяна чуть заметно поморщилась и произнесла нарочито спокойным тоном:
— Это совсем не то, что ты подумала.
Дашуня сделала круглые глаза:
— Я?! Да я ничего такого и не подумала.
Татьяна усмехнулась:
— Ну, положим, подумала. И я тебя понимаю. Сказать по правде, я бы тоже подумала. Но… это действительно другое. — Она на мгновение задумалась. — Впрочем, сейчас не стоит об этом говорить. Если тебя это заинтересует, поговорим позже, а пока вот что — я завтра поговорю о твоих проблемах с Его Высочеством. Возможно, он решит помочь.
— Как?
Татьяна усмехнулась:
— Не важно. До какого числа принимают документы в твоем институте?
— До послезавтра.
— Вот и отлично. Послезавтра попробуешь сдать документы еще раз.
— Но у меня же нет справок!
Губы Татьяны вновь разошлись в усмешке, на этот раз недоброй.
— Это не важно. Впрочем, гарантировать, что ты поступишь, никто не может. Но до экзаменов тебя допустят. А уж там — как повезет. Иногда внимание Его Высочества вызывает довольно негативную реакцию.
Она замолчала. Несколько мгновений в комнате стояла напряженная тишина, потом Дашуня тихо спросила:
— Ты это серьезно?
Татьяна пожала плечами:
— Вполне. Только прыгать от радости не стоит. Надо еще, чтобы Его Высочество принял решение заняться твоим делом.
Дашуня поникла, но Татьяна тут же добавила:
— Впрочем, вероятность этого очень высока. Он ЛЮБИТ восстанавливать справедливость.
Они снова помолчали.
— А кто он такой?
— Не знаю, — ответила Татьяна. — Он родился и вырос за границей. У нас ходят слухи, что он прямой потомок Ивана Грозного… Лже-дмитриев помнишь? Так вот, судя по тому трепу, что ходит у нас, царевич Дмитрий в действительности не погиб, а был вывезен сначала в Польшу, а затем в Саксонию. Причем некоторое время он находился в том самом монастыре, где потом Мнишеки откопали Лжедмитрия I. Видимо, на каком-то этапе информация просочилась… Так что, вполне возможно, они были искренне убеждены, что отыскали царевича, и сумели убедить в этом того самого монашка, который и въехал в Кремль на польских копьях. Иначе трудно себе представить, почему такие абсолютно здравомыслящие и скуповатые, скорее даже жадноватые люди, как Мнишеки, решились на ПОДОБНУЮ авантюру…
Дашуня слушала ее как завороженная. Перед ней открывались картины древней и кровавой истории, о которых ее новоявленная подруга говорила с царственной небрежностью высокопоставленной свидетельницы. Когда она закончила, Дашуня сладко вздохнула:
— Неужели все это правда?
— Не знаю, — неуверенно сказала Татьяна. — В это не так-то легко поверить. К тому же, похоже, никто из руководства не собирается настаивать на истинности этой версии или размахивать какими-то доказательствами во всех присутственных местах. Есть такая версия, а верить в нее или не верить — личное дело каждого.
— А ты сама веришь?
Татьяна задумчиво посмотрела перед собой:
— А я не считаю это важным. Понимаешь, меня не очень-то занимают эти проблемы, но, если завтра в списках кандидатов в президенты странны появится фамилия «Ярославичев», я буду абсолютно точно знать, за кого проголосую. — На лице Татьяны вырисовалось огорчение. — Только этого, к сожалению, никогда не произойдет.
— Почему?
Татьяна вскинула взгляд на свою гостью:
— Просто он уже однажды высказался на этот счет. И вполне определенно.
На этом их ночной разговор и закончился…
Через день Дашуня благополучно подала документы и въехала в общежитие. Экзамены она сдала вполне успешно, хотя на устной математике с нее сошло семь потов. А затем началась студенческая жизнь, которая закрутила ее так, что за первые три месяца она позвонила Татьяне только два раза. Да что там говорить, она домой-то позвонила только однажды, сразу после того, как нашла свою фамилию в списках зачисленных на первый курс. К тому же, благодаря одной знакомой девчонке, удалось устроиться на цветочный лоток у ближайшего метро, так что времени совершенно не было. Однако к ноябрьским Дашуня наконец-то вынырнула из круговорота проблем и, купив тортик, напросилась к Татьяне в гости. Татьяна встретила ее радушно:
— Ну заходи, пропащая. — Приняв у Дашуни пальто, она с мягким упреком сказала: — Хоть бы звонила, а то: «Танечка, я поступила! Я тебя люблю!» — и три месяца ни слуху ни духу.
Потом они сидели и пили чай. Дашуня взахлеб рассказывала о своей жизни, а Татьяна с улыбкой кивала и в нужный момент ахала и поддакивала. Но после третьей чашки Дашуня спохватилась:
— Ой, что это я все про себя да про себя, как ты-то, нормально?
Татьяна усмехнулась и утвердительно моргнула. Дашуня хихикнула:
— Ну да, вижу загарчик. В Турции грелась напоследок?
Татьяна покачала головой:
— Не совсем… — Она замолчала, словно колеблясь, говорить об этом или не надо, затрем, очевидно приняв решение, сообщила: — Это я лечусь.
— От чего это? — весело поинтересовалась Дашуня, не замечая застывшей улыбки на лице подруги.
— Так… пристали трое в скверике. Слава богу, там несколько собачников гуляло… но физиономию они мне покарябали.
Дашуня замерла, кляня, себя за тупость и бестолковость. Но Татьяна уже справилась с собой и, склонившись к девушке, потрепала ее за плечо:
— Ладно, не кукожься. Все нормально. Мне сделали пластическую операцию, и уже ничего не видно. Вот ты ведь не заметила.
Дашуня несколько секунд боролась со слезами, которые готовы были хлынуть из глаз и почему-то застряли комком в горле, потом участливо спросила:
— Больно было?
Татьяна посмотрела на нее с иронией и засмеялась:
— Да уж, не сладко.
Дашуня, удивившись, чему это подруга смеется, вдруг сообразила, что более идиотского вопроса, чем тот, что она задала, просто нельзя и придумать, и тоже прыснула…
Когда они обе успокоились, Дашуня тихонько спросила:
— А операция дорогая была?
Татьяна пожала плечами:
— Видимо, да, не знаю. За все платила Служба.
Дашуня озадаченно уставилась на подругу.
— То есть… у тебя полис?
Татьяна отрицательно качнула головой: