Эволюция личности - читать онлайн книгу. Автор: Михай Чиксентмихайи cтр.№ 60

Но Фалуди был евреем, к тому же слишком начитанным, чтобы удерживать свое воображение в узких рамках буржуазной благопристойности периода накануне Второй мировой войны.

Он попал в черный список, его стихи перестали издавать, и ему пришлось взяться за переводы Вийона и Верлена. С переводами цензоры смирились, не желая показаться врагами поэзии, как-никак считавшейся французской классикой. Ободренный успехом, Фалуди под видом переводов из Вийона стал публиковать собственные стихи. Интеллигенция Будапешта распознала эту уловку, и то, что автор рисковал, заставляло людей еще больше восхищаться этими смелыми виршами.

Приближалась Вторая мировая, немецкие войска вторглись в Венгрию. Местные пособники фашистов бросили Фалуди вместе с другими евреями в депортационный лагерь. Чудом ему удалось бежать, он пересек половину воюющей Европы и добрался до Северной Африки, где французы, сотрудничавшие с нацистами, сразу упекли его в лагерь, недавно опустошенный холерой. Фалуди с трудом дожил там до освобождения Северной Африки союзными войсками. У него появилась возможность эмигрировать в Канаду, а затем в США.

К тому времени он выпустил несколько томов переводов лучшей мировой поэзии — с китайского, санскрита, греческого, латыни, итальянского, немецкого, французского, английского и еще нескольких языков. На венгерском его стихи звучали невероятно свежо и ярко, словно это были оригиналы, а не переводы. Но при этом в них сохранялся особый аромат той культуры и того времени, когда они были созданы. Однако эта лингвистическая гениальность не нашла применения в Северной Америке. И хотя Фалуди приглашали читать лекции в университетах Восточного побережья, он так и не овладел новым языком в такой степени, чтобы тот стал почти родным. Правда, то же можно сказать почти обо всех литераторах, оказавшихся в изгнании, включая нобелевских лауреатов Александра Солженицына и Чеслава Милоша.

Фалуди не смог примириться с тем, что на чужбине его дар оказался невостребованным. Поэтому через несколько лет после Второй мировой войны он решил вернуться в социалистическую Венгрию, где на его революционную поэзию, казалось бы, должен был быть спрос. Но он ошибся: новый режим чтил истину еще меньше, чем прежний. Неприятности у Фалуди начались сразу после того, как он написал яркую аллегорию, обличающую Сталина. Последствия были предсказуемы: поэта арестовали, пытали в застенках тайной полиции, а затем отправили в Речк, один из коммунистических «штрафных лагерей», откуда мало кто возвращался. Он провел там больше трех лет, вплоть до смерти Сталина, когда лагерь закрыли и разрешили всем его заключенным вернуться домой.

Поразительно, но именно в лагере, в этом страшном месте, где заключенных заставляли работать с утра до ночи, кормили отбросами и одевали в лохмотья, муза Фалуди заговорила в полную силу. Стихи, написанные им в тюрьме, — одни из самых лиричных в своем жанре. (Правда, переводить на венгерский очень легко, а с него — очень трудно, поэтому в переводе почти невозможно ощутить прелесть оригинала.) Это стихи о самых конкретных, насущных и болезненных аспектах жизни в концлагере — голоде, холоде и жестокости невежественных или запуганных людей. И все же этот «анамнез энтропии» представлен так емко и изящно, что описанные там трагедии становятся воплощением прекрасного. В одном из своих стихотворений, созданных незадолго до освобождения, Фалуди писал:

Что главное я здесь узнал?

Когда нужда

Покинула мое больное тело,

Любовь осталась в нем.

Сюзи [16] вся обратилась в свет, серебряный туман, клубящийся

Перед лицом моим,

Хотя глаза закрыты.

В страданье, в муках голода, в потере чувств,

Любовь жива,

Любовь, огонь всемирный, пылая, он меня не опалит, Любовь —

Ни жар желаний,

Ни муть желез,

Ни белый клейстер размноженья.

То Данте — не Боккаччо,

То Аполлон, а не Аид.

Пусть Зигги Фрейд остынет наконец [17] .

В крайне суровых, смертельно опасных условиях этот бывший бунтарь искал опору в том, что могло подарить надежду, — в самых важных мемах своей цивилизации и в любви к жене. Пожалуй, одна из наиболее впечатляющих особенностей творческого наследия Фалуди заключается в том, что изначально его стихи не были записаны по той простой причине, что в лагере нельзя было достать бумагу и карандаш. Сначала Фалуди запоминал каждое свое стихотворение. Но он боялся, что смерть или забывчивость погубят их, и поэтому стал просить товарищей по лагерю заучить их наизусть. Однажды, уже под конец заключения, он сочинил длинную элегию, посвященную жене, и дал им выучить ее по частям. Если кто-то из этих заключенных освобождался раньше Фалуди, он шел к его жене, передавал ей весточку от мужа и зачитывал свою часть поэмы.

После чего обычно объявлял: «Вот все, что я знаю. Но через несколько дней выпустят Джима Эгри, он придет к вам и расскажет следующие 20 строк».

В конце концов Фалуди оказался на свободе и после революции 1956 года вновь эмигрировал на Запад. Тогда он, наконец, смог опубликовать написанные в лагере стихи. Он воспроизвел их по памяти, с помощью различных мнемонических приемов. (Например, первое написанное им стихотворение начиналось с буквы «А», второе — с «Б» и т. д.) Вскоре он стал получать письма со всего мира — от Бразилии до Новой Зеландии — с исправлениями к его стихам. Их посылали разбросанные теперь по всей планете бывшие заключенные, сохранившие в памяти поэтические образы своего трудного прошлого. Большинство этих исправлений вошли в последующие издания произведений Фалуди.

Жизнь Фалуди служит прекрасным примером влияния двух взаимодополняющих факторов. Прежде всего, она столь уникальна, что очевидно несопоставима с жизнью большинства людей. Многие ли из нас так мастерски владеют языком, подвергались таким преследованиям, преодолели так много препятствий? И все же, несмотря на свою уникальность, — или, скорее, благодаря ей — жизнь Фалуди типична как история человека, реализовавшего заложенную в его душе сложность. Разумеется, он не святой, и, пожалуй, его не назовешь ни конфуцианским мудрецом, ни бодхисатвой. Однако он сумел найти поток в сложности, превратить энтропию в мемы, упорядочивающие сознание тех, кто вступает с ними в контакт, и тем самым сделать мир чуть более гармоничным.