Правила игры - читать онлайн книгу. Автор: Олег Егоров cтр.№ 49

— Не хочешь, чтоб знали о твоих поступках, не совершай их, — усмехнулся я, — гласит старая китайская пословица.

В новелле Франца Кафки «Художник трапеции» изложена история про человека, достигшего совершенства в проделывании всяких штук на гимнастическом воздушном снаряде. Маэстро так сроднился со своим атрибутом, что попросту не мог без него существовать. Лишь под куполом цирка, раскачиваясь над головами ошеломленных его упражнениями зрителей, он чувствовал себя в безопасности. Вынужденный порою спускаться вниз, дабы совершить переезд на следующую площадку, маэстро испытывал ужасающие страдания. Болезнь его можно было бы назвать гипсофобией наизнанку.

Как известно, история на месте не стоит. Куда больших высот в том же рискованном жанре достигла заслуженная артистка РФ Эльвира Леопольдовна Сташевская. Свое звание она получила за победу на международном конкурсе цирковых акробатов во Франции, где исполнила каскад сногсшибательных трюков на трапеции, прицепленной к летящему вертолету. Познакомился я с ней, работая некогда в шапито. Суровая и требовательная, Эльвира гоняла своего ассистента, как дрессировщик болонку: «Стоять! Лежать! К ноге!» Две, впрочем, последние команды не отказался бы выполнить при виде этой прелестницы ни один мужчина. Кто не знал ее близко, вряд ли угадал бы, что Эльвире перевалило за сорок и что стройный красавец юноша, выступавший в номере канатоходцев под именем Антон Пестик, был ее сыном. Чтоб не компрометировать Эльвиру, деликатный в таких вопросах Антон взял фамилию отца. С Антоном я знался накоротке. Пиво сближает людей. А в пивном баре «Пльзень», расположенном в трех шагах от циркового шатра, мы с Антоном провели многие свободные часы. С пагубной в его профессии страстью к алкоголю Антон расстался в югославском еще городе Загребе. Но случилось это даже не тогда, когда он, демонстрируя на репетиции свою удаль знойной хорватке, сделал без лонжи на канате сальто назад и, пролетев двенадцать метров, опустился на широкую спину администратора, нарочно прибежавшего на арену, чтобы остановить пьяное безобразие. Случилось это чуть позже. Когда Антон, проснувшись в постели покоренной его соскоком хорватки, открыл глаза и узрел над собой люстру, висевшую под углом 45 градусов.

— И тут я понял, что кранты! — излагал мне по возвращении Пестик. — «Белка» в чистом виде как она есть! Психовоз можно смело вызывать! И выпил-то всего три пузыря «метаксы»!

Натянув одеяло на голову, Пестик стал отбиваться ногами от перепуганной автохтонки, тащившей его из постели. Оказалось, землетрясение, предписанное еще накануне местными сейсмологами, давно уж выгнало всех жителей Загреба на улицы. И только пропустившая в любовно-хмельном угаре все на свете интернациональная пара встретила стихийное бедствие силой в шесть баллов под кровлей двухэтажного дома.

— Ну чувствую, что трясет меня! — подтягивая к себе кружку «Ячменного колоса», делился Пестик пережитыми впечатлениями. — Колотит, бля, так с похмелюги, что аж пол ходуном! Ну все! Давай по последней, и баста! Завязываю!

Символическая кружка пива, опорожненная при мне все в том же «Пльзене», воистину оказалась для Антона последней. Больше Пестик на протяжении всего нашего знакомства — а протянулось оно еще лет на десять — не выпил ни капли спиртного. Честь ему и хвала.

В последующие годы Антон посвятил себя другой, не менее опьяняющей страсти: альпинизму. Точнее говоря, скалолазанию. По весне он где-нибудь в Царицыно тренировался на стенах заброшенного дворца в бывшей вотчине поэта Кантемира, летом же — штурмовал позвонки Главного Кавказского хребта. Как-то он звал меня с собой, и я отозвался. Отвесные скалы, и особенно те, что с отрицательным уклоном, требуют от своих покорителей цепкости и сноровки. А вот избыток воображения категорически тут противопоказан. Зато из меня вышел отменный наблюдатель. Так что какой нынче Антон канатоходец, мне трудно судить, но скалолаз он знатный. Его-то мне было и надо. И я даже знал, где его искать.

Болтаясь по центру и убивая время до встречи с Шибановым, я заметил в театральном киоске билеты на представление труппы лилипутов. Когда труппа объявлялась в Москве, с нею вместе объявлялся и Паша Искрометный, он же — закадычный друг Пестика. А когда объявлялся Паша, Антон обязательно проведывал его после спектаклей в гостинице «Арена», где лилипуты селились по традиции.

Паша Искрометный имел над Антоном непостижимую власть. Пестик, умница и красавец, чуть не молился на капризного альрауна. Каждая идиотская сентенция Паши вызывала у него бурный восторг. К тому же Паша был безбожным вруном и, хуже того, мнил себя остроумцем. Оттого и псевдоним он взял себе такой показательный. Я уж и не знал, в чем тут была закавыка. То ли Антон, щедро наделенный от природы всем, что пожелал бы любой смертный, испытывал некое подсознательное чувство вины перед своим идолом, то ли видел в нем достоинства, неуловимые для грубых натур. По крайней мере, я их не улавливал. Мне лично Паша напоминал крошку Цахеса, чей кок, расчесанный гребенкой сострадательной феи, напускал такого туману в очи добрых бюргеров. Только без бюргеров. Бюргеров с успехом заменял Антон, угощавший лилипута коньяками в гостиничном ресторане. За этим занятием я его и застал.

Но прежде я дозвонился до Аркадия Петровича Маевского, разыскав его по одному из приватных номеров, любезно предоставленных мне детективом Галембой.

— Откуда у вас этот номер? — грубо спросил Маевский, когда я представился и напомнил ему о нашем мимолетном знакомстве на форуме лучших сил державы.

— От верблюда, — ответил я без обиняков.

Какие обиняки между жертвой и хищником-гурманом, согласным выложить аж полмиллиона долларов, лишь бы сожрать поскорее свою добычу?

— Верблюда вы знаете, но речь не о нем, — перешел я к сути. — Я та самая пешка, за которой вы гоняетесь. Меня эти гонки утомили. Наш разговор — последний шанс договориться полюбовно и сэкономить ваши честно заработанные средства. Вы ведь их честно заработали?

На провокацию Маевский не поддался. Однако же и трубку не бросил.

— Не знаю, во что вы там играете, — продолжал я через паузу, — но как бы там ни было, предлагаю вам сдаться. Прокурору ли, сопернику ли — мне без разницы. Этим вы сохраните свою драгоценную жизнь. Ведь она у вас драгоценная, не так ли, Аркадий Петрович?

— Вы сумасшедший, — бесстрастно сказал Маевский.

Сказал и отключился. Мой ультиматум был ему как слону дробина.

Ближе к ночи я добрался до окраинной гостиницы. Справившись у «ключника» о местонахождении лилипутов, я получил в ответ гримасу. Другое дело — двадцать рублей. Тут же во всех подробностях мне было поведано о том, что труппа празднует именины какой-то Мальвы и что многих уже пришлось разнести по номерам, включая знаменитого метателя ножей Спиридона Бокалова.

Бокалова я знал. Он мне нравился. Выступал он в паре со своей женой Лизой. Спиридон замечательно владел собой и навыком выбивать с помощью кнута цветок из губ своей возлюбленной. Обыкновенно это была астра. «Астерия», как называл ее кнутобой. Гвоздем его программы являлось метание ножей мимо цели. Отважная Лиза становилась спиной к фанерному щиту, и Спиридон метров с десяти обкладывал ее остро заточенными клинками.