— А ты откуда знаешь, что он съехал? — удивился Громов осведомленности парня.
— Так он мне сам сказал.
— Когда сказал?
— Сегодня. Он ко мне часа в два заходил. Насчет работы узнавал, только у нас пока ничего не получилось. Договор с фирмой, которую мы должны охранять, еще не заключили.
— А куда он отправился после тебя?
— Адрес я не знаю. Но он хвалился, что с бабой хорошей познакомился. Еще сказал, что даже среди путан попадаются нормальные люди.
— Имя называл?
— Нет, только прозвище. Красивое такое, иностранное. — И парень задумался, пытаясь вспомнить экзотическое слово. — Да, вспомнил. Я ведь как прозвище услышал, сразу греческую команду вспомнил — «Олимпиакос». Афина ее зовут.
ОБЛАВА В ПОДЗЕМКЕ
Автобус, на котором Кадилин скрылся от братков, благополучно доехал до конечной остановки, расположенной возле одной из станций метро. Понимая, что его преследователи вполне могут, бросившись в погоню за ним на своем автотранспорте, прочесать весь автобусный маршрут, Кадилин решил дальнейший свой путь провести под землей. Конкретного места, где бы он мог благополучно спрятаться, у него на примете пока не было, и он в этот момент хотел только одного — как можно скорее покинуть опасный район. Однако, знай он заранее, какой прием ожидает его под землей, он бы наверняка остерегся туда соваться.
Едва Кадилин спустился в метро и подошел к окошку кассы, чтобы купить жетон, как на него тут же обратил внимание милиционер, стоявший возле будки контролера. Небрежно играя резиновой дубинкой, он подошел к Кадилину и дернул его за рукав.
— Иди сюда, чувырло, — обратился он к футболисту и указал ему дубинкой место в углу, куда надо было отойти.
— В чем дело? — стараясь сохранять спокойствие, спросил Кадилин, однако приказ стража порядка выполнил.
— Вопросы я буду задавать, понял? — с внезапной злостью процедил сквозь зубы милиционер и больно ткнул футболиста дубинкой в живот. — Документы есть?
— Только справка. Бомжую я, — ответил Кадилин, потирая ушибленное место. — Показать?
— Нужна мне твоя гребаная справка. Пошли со мной. — И милиционер подтолкнул задержанного к двери, которая вела к служебным помещениям метрополитена.
— Может быть, отпустишь меня, командир? Я тебе денег дам, — попытался договорится с милиционером по-мирному Кадилин.
После этих слов страж порядка внезапно остановился и коротко произнес:
— Давай.
Кадилин вытащил из кармана брюк две десятки и протянул их менту. Тот сноровисто запихнул деньги в карман кителя, однако, вместо того чтобы отпустить пленника, вновь ткнул его дубинкой — на этот раз в грудь:
— А теперь пошли — поговорим, — и буквально втолкнул Кадилина в узкий коридорчик служебных помещений.
Вскоре они оказались возле двери, на которой висела табличка: «Комната милиции». Подталкиваемый сзади дубинкой, Кадилин открыл дверь и вошел в помещение. То, что он увидел там, заставило его буквально застыть на пороге с открытым от удивления ртом. В комнате находились три человека — двое милиционеров и мужчина средних лет, явно находившийся «под парами». Бессвязно что-то бормоча себе под нос, мужчина лежал на полу, а менты, в рубашках с засученными рукавами, возвышались над ним и занимались привычным делом — один охаживал беднягу кулаками, а другой сноровисто выворачивал его карманы. Найдя у него в пиджаке бумажник, милиционер распрямился и только тут обратил внимание на застывших на пороге гостей.
— Что за чучело ты нам привел, Кока? — обратился он к менту, задержавшему Кадилина.
— Пускай чучело, но зато — свежее, — ответил милиционер. — На нем можно тренироваться сколько душе влезет — бомжик он. Так что развлекайтесь.
Сопроводив свои слова лошадиным ржанием, милиционер в последний раз ткнул Кадилина дубинкой в спину и вышел из комнаты.
— Ну что, бомж, бабки есть? — спросил милиционер после небольшой паузы, которая понадобилась ему для того, чтобы внимательно изучить содержимое бумажника.
Кадилин, который за время своего бомжевания успел достаточно наглядеться на таких стражей порядка, прекрасно понимал, что наличие денег не спасет его от участи мужика, корчившегося сейчас на полу. Вручи он ментам даже кошелек, набитый под завязку баксами, они не отпустят его без хорошего мордобоя. Во всяком случае, именно это читалось в налитых кровью глазах милиционера, стоявшего напротив него.
— Ну что молчишь, гнида? — с нескрываемой злостью спросил мент у Кадилина, и его рука потянулась к дубинке, лежавшей на столе. — Сейчас мы тебя научим милицию любить.
Мент сделал шаг вперед и замахнулся на футболиста, явно метя дубинкой в голову. Однако ударить он не успел. В следующее мгновение Кадилин сделал шаг назад и, выхватив из-под рубашки, специально одетой им навыпуск, пистолет, направил дуло прямо между глаз мента.
— Стой, если жить хочешь, сука, — процедил он сквозь зубы и демонстративно снял пистолет с предохранителя. — Сейчас я вас научу, как бомжей любить. Живо на колени!
Последнюю фразу он произнес нарочито громко, чтобы и второй милиционер, все еще разбиравшийся с пьяным мужиком, услышал ее.
— Ты че, мужик, охерел? — с дрожью в голосе спросил у Кадилина первый мент и вернул дубинку обратно на стол. — Я же пошутил.
— А я не шучу. Дернетесь — обоим яйца отстрелю. На колени, я сказал!
Оба стража порядка послушно опустились на колени и с ужасом уставились на Кадилина.
— Что — обоссались? — продолжая играть дулом пистолета у них перед носом, спросил футболист. — То-то же, это вам не пьяных лохов дубинками охаживать. Жить хотите?
Оба мента, бледные как смерть, молча кивнули головами.
— Тогда слушайте меня внимательно. Если сейчас споете мне песню «Наша служба и опасна и трудна», то будете жить. А нет — эту песню будут петь над вашими могилками. Ясно?
— Ясно, ясно, — замахал руками мент, который собирался ударить Кадилина дубинкой, и первым спросил: — Можно начинать?
— Сначала повернитесь лицом к стене, а петь начнете по моему сигналу, — приказал футболист.
Милиционеры беспрекословно подчинились.
— Теперь начинайте, — отдал команду Кадилин, и оба стража порядка затянули:
Наша служба и опасна и трудна,
И на первый взгляд как будто не видна…
Естественно слушать всю песню Кадилин не собирался. Этот трюк ему нужен был только для одного — пока менты упражнялись в песенном творчестве, он собирался незаметно выйти из комнаты и сделать ноги. И этот трюк ему удался. После того как певуны, путаясь и запинаясь, спели первый куплет и перешли ко второму, он осторожно открыл дверь и вышел в коридор. Там он спрятал пистолет под рубашку и быстрым шагом направился по коридору к выходу. Он молил Бога, чтобы милиционер, который задержал его у входа в метро, теперь куда-нибудь слинял, но ему не повезло. Тот опять стоял возле турникетов и, когда Кадилин появился перед ним, заспешил ему навстречу.