Мирная еда - читать онлайн книгу. Автор: Рюдигер Дальке cтр.№ 36

Случаи, когда все происходит не так «нормально», довольно часты. Если оглушающее устройство было неправильно приставлено или в системе было недостаточно давления, боек проникает недостаточно глубоко. Тогда животное даже не теряет сознания, в то время как точка удара в его голове крайне болезненно вдавливается, или оно приходит в себя спустя короткое время, когда его уже разделывают.

Во времена страха перед КГЭ (коровьей губчатой энцефалопатией) было запрещено применять оглушающие устройства, так как мозговая и нервная масса могла попасть в кровь. Тогда мы видели живьем подвешенных коров, с которых в полном сознании сдирали шкуру, что в Германии все-таки вызвало громкие протесты.

Устройство для оглушения в некоторых бойнях специально настраивается слабо, чтобы животное умирало не сразу, поскольку при остановившемся сердце обескровливание длится дольше. А времени в современных фабриках убийства мало. Кроме того, оставшаяся в животном кровь представляет собой источник бактериального заражения. Джонатан Сафран Фоер пишет о том, что увидел у американцев: «Животные обескровливаются, обдираются и разделываются – в полном сознании. Это случается постоянно, промышленность и органы власти знают об этом. Многие бойни, на которые наложили штраф в связи с обескровливанием или обдиранием или разделыванием живых животных, оправдывали свои действия тем, что это совершенно обычное дело в убойной промышленности, и хотели знать – совершенно оправданно, – почему именно они были привлечены к ответственности» [88] .

Проверка, проводившаяся в США, показала, что «подавляющему большинству боен не удавалось оглушать животных одним-единственным ударом бойка». Фоер объясняет такое большое количество ошибок «комбинацией из повышенного убойного темпа – в последние 100 лет он увеличился на 800 % – и плохо обученных вспомогательных рабочих, вкалывающих в кошмарных условиях». Количество их травм составляет 27 % и является наивысшим среди всех профессий; они получают мизерную плату за убийство более 2000 коров за смену [89] .

О том, что в таких условиях и нормальные люди становятся садистами, свидетельствуют различные научные исследования: к примеру, люди в банальных научных экспериментах очень быстро реагировали по-садистски. Они мучали мнимых испытуемых значительными ударами тока, если им правдоподобно сообщали, что это происходит на благо науки. Созданный в 2001 году немецкий фильм «Эксперимент» Оливера Хиршбигеля о соответствующем эксперименте ужасающе демонстрирует эту связь.

В условиях промышленного убоя большинству людей, очевидно, не удается остаться человечными. И это еще мягко сказано. Другими словами: то, что едят любители мяса, было подготовлено людьми, чьи рабочие условия пробуждают в них тень садизма и извращения.

Рабочие бойни тайно сняли фильм на своем предприятии, который они подкинули «Вашингтон Пост» (Washington Post). На нем можно было увидеть неоглушенных коров, подвешенных в полном сознании и на убойном конвейере направляющихся на разделывание, или как одному животному в рот был забит электрошокер. 20 рабочих подтвердили своими подписями, что подобное положение вещей не только соответствует действительности, но и обычное, известное их руководителям явление.

Вот еще высказывания, документированные Фоером и описывающие это бедственное состояние в подробностях: «Я видел тысячи и тысячи коров, живьем идущих на разделывание… Иногда они висят по 7 минут на конвейере и все еще живут. Я как-то стоял у шкуросъемной машины, и даже здесь они были еще живые. Там снимается вся шкура от шеи и до низа» [90] .

Собственно говоря, коровы, конечно, уже давно должны быть мертвыми, когда так называемые «туши» доходят до рабочего, снимающего кожу с головы. По крайней мере, в теории. Вот что говорит об этом один так называемый убойщик скота: «Часто, надрезая лицевую часть головы, рабочий видит, что животное еще живое, в сознании, оно пинается как бешеное» [91] .

После этого корова, или иначе туша, переходит к «отрезателям ног». Вот что рассказывает рабочий из этого цеха: «Если здесь некоторые из них приходят в себя (…), тогда это выглядит так, как будто они хотят лезть на стену… Конечно, рабочие здесь не хотят ждать, пока кто-нибудь придет и еще раз оглушит корову. Поэтому ей просто отрезают щипцами ноги. И когда они это делают, коровы действительно становятся как бешенне и пинают во все стороны. Затем животные расщепляются»… [92]

Читая все это, хочется тоже «лезть на стену». Может, лучше вам не представлять, что это надо увидеть своими глазами. Вам не надо это видеть. Вам также не надо покупать и есть мясо, поддерживая все это и дальше.

Несмотря на то, что в голове не укладывается все рассказанное выше, существует и более высокая степень жестокости, как нам рассказывает один рабочий: «Трехлетняя телка как раз шла по проходу, она телилась, прямо там, теленок уже наполовину вывешивался. Я знал, что она умрет, и вытянул теленка наружу. (…) Эти телята называются „недоносками“ или „скользкими“; их кровь используется в исследовании раковых заболеваний. (…) Обычно это происходит так: когда внутренности коровы падают на стол обследования, рабочие подходят, разрывают матку и достают теленка. Это совершенно нормально, когда перед тобой висит корова и ты видишь, как внутри нее пинается теленок, потому что он хочет наружу (…) Знаете, я служил в морской пехоте. Вся эта кровь для меня не проблема. Но это нечеловеческое отношение. Просто слишком многое случается» [93] .

Еще один отрывок из отчета начинающего ветеринарного врача Кристиане Гаупт из «совершенно нормальной» немецкой бойни, которая практически не отличается от австрийской или швейцарской и существует вовсе не в Средневековье, а в XXI столетии где-нибудь у нас за углом, «работая» для большинства людей: «Мне бы хотелось рассказать, как снова и снова я вижу среди этой слизистой, кровавой горы беременных маток… я видела маленьких, уже полностью сформировавшихся телят всех размеров, нежных и голеньких, с закрытыми глазами в их защитных плодных пузырях, которые не могли их защитить; маленький такой, крошечный, как новорожденный котенок, и все же уже как настоящая миниатюрная корова, а самый большой – с мягкой шерстью, бело-коричневый и с длинными шелковистыми ресницами, лишь несколько недель до рождения. „Ну не чудо ли это создание природы?“ – говорит ветеринар, который дежурит в этот день, и сует матку вместе с плодом в клокочущий мусоропровод. (…) И для убогой тощей коровы, которая, когда я прихожу в 7 часов, лежит, судорожно вздрагивая, в ледяном проходе на сквозняке неподалеку от убойного бокса, нет Бога и никого, кто бы сжалился над ней, сделав быстрый выстрел. Сначала на очереди другие животные. Когда я в обед ухожу, она все еще лежит и вздрагивает, и никто, несмотря на все ее страдания, не избавил ее от мучений. Я ослабила недоуздок, жестоко впившийся в ее плоть, и погладила ее лоб. Она смотрит на меня своими огромными глазами, и я убеждаюсь сама, что коровы могут плакать» [94] .