Дьявол знает, что ты мертв - читать онлайн книгу. Автор: Лоуренс Блок cтр.№ 78

Но однажды мы оба приблизились к алтарю и по очереди приняли облатки. Чуть раньше той ночью он привез из дома топор и рубил им свежее мясо. Мы оба запятнали наши фартуки кровью, прежде чем встать рядом в едином акте богохульства или покаяния – трактуйте как вам угодно.

Неужели мой друг снова запятнал фартук свежей кровью?

Пойдем к мессе со мной, позвал он меня и сейчас, когда ночь уже обернулась новым утром. Не сегодня, отвечал я ему, как делал все последнее время. Быть может, в другой раз.

Элейн перестала посещать курсы.

Как-то вечером мы сидели в ресторане за ужином, и до меня дошло, что в это время ей следовало находиться в классе. Я начал что-то говорить, но она остановила меня:

– Пусть это тебя не тревожит. Я бросила учебу.

– Почему?

– Я лишь не оформила этого официально. Просто перестала туда ходить, и все. Когда предмет перестает тебя интересовать, нет смысла писать заявлений об уходе. Это как письменно уведомить Тринадцатый канал, что перестаешь смотреть их передачи. Не стоит труда. Ты просто переключаешься и начинаешь смотреть популярный сериал вместе с большинством американцев.

Я спросил, почему она утратила интерес.

– Даже не знаю, – ответила она.

– Правда?

– Потому что это все дерьма не стоит, – резко бросила она. – Потому что это превращает меня в банальную дамочку, стареющую леди, которой нечем занять свободное время, а его у нее слишком много. Я как полевой ландыш. Не пахну и не гожусь в букет. Какой от меня толк?

– А я-то думал, ты получаешь от занятий удовольствие.

– Суть моей жизни не в них.

– Нет, конечно.

– Проблема в том, что у меня нет жизни вообще. Ни-ка-кой.

Я не понимал, что должен сказать, как поддержать ее. Но пока я тужился что-то придумать, у нее вдруг изменилось настроение. Словно она сама переключила себя на другой канал.

– Довольно об этом! – сказала она. – Не надо грустить и изливать душу друг другу в общественных местах. Людям нравится видеть твою улыбку. По крайней мере такой урок мне преподала школа «девочек по вызову».

Время от времени я брался за телефон и звонил Лайзе. Иногда днем, иногда поздно вечером. Она почти всегда была дома. Я спрашивал, могу ли приехать. И она всегда отвечала: конечно, приезжай.

Какое-то время спустя она стерла с автоответчика голос Глена, заменив его слова столь же плоскими фразами в своем исполнении. В первый раз я решил, что ошибся номером, но потом с облегчением понял: мне не придется больше слышать эти звуки из потустороннего мира, прежде чем трубку снимет вдова.

Но однажды сквозь записанное ею сообщение до меня словно донеслось смутное эхо его голоса, тихо повторявшего строку из стихотворения «В полях Фландрии»:

И если осмелится сын их сынов ту веру предать, то не спать вечным сном…

Я никогда не встречался с ней вне стен ее квартиры, никогда долго не говорил по телефону, не приглашал спуститься на чашку кофе или на ужин в ресторан. Я просто поднимался к ней. Днем или вечером. Она могла надеть по такому случаю что угодно – джинсы и свитер, юбку и блузку, просто домашний халат. И мы беседовали. Она рассказала мне о детстве в Уайт-Беар-Лейк, о том, как отец начал приходить к ней в кровать, когда ей было лет девять или десять. Он делал с ней все, кроме внутреннего проникновения. Это было бы греховно, считал он.

Я рассказывал ей военные истории, рисовал портреты любопытных персонажей, с которыми был знаком когда-то, необычных людей, встречавшихся как среди борцов с преступностью, так и среди самих нарушителей законов. Причем мне удавалось поддерживать разговоры, не слишком раскрывая ей свои личные секреты, что мне было по душе.

И мы отправлялись в постель.

Однажды днем, занимаясь со мной любовью под тихие звуки с пластинки Пэтси Клайн, она спросила, что, по моему мнению, мы сейчас делаем. Просто мы вместе, отвечал я.

– Нет, не то, – сказала она. – Ты должен понимать, что я хотела спросить. В чем смысл? Зачем ты здесь?

– Каждому надо где-то быть.

– Мне не до шуток.

– Знаю. Вот только ответа на твой вопрос у меня нет. Я здесь потому, что хочу быть здесь, но объяснить причину своего желания не умею.

Пэтси пела о том, как постепенно угасает любовная страсть.

– Я едва ли вообще покидаю квартиру, – сказала Лайза. – Сижу у окна и смотрю на Нью-Джерси. Я могла бы снова начать ходить по редакциям, показывая свой альбом художественным директорам, звонить старым знакомым, попытаться найти работу. Завтра, говорю я себе. На будущей неделе. В следующем месяце. С первого января. Хотя какого черта! Всем известно, как трудно сейчас с работой. Экономика повергнута в хаос. Любому это понятно.

– Но ведь так и есть, верно?

– Как я могу это знать? Я ведь даже не пробовала найти работу, так откуда мне может быть известно, найдется для меня место или нет? Но у меня просто нет энергии взяться за что-то, начать бороться, если у меня лежит в банке такая огромная сумма.

– Но если ничто не вынуждает тебя…

– Я могла бы заниматься творчеством для себя, – сказала она. – Но мне даже это делать лень. Я просто сижу здесь целыми днями. Смотрю на экран телевизора. Наблюдаю закаты. Жду твоего звонка. Надеюсь, что ты не позвонишь, но жду я именно этого. И хочу, чтобы ты позвонил.

Со мной тоже происходило нечто подобное. Я долго не мог порой решиться, позвонить ей или нет. Сегодня не стану звонить, решал я. И иногда придерживался решения. Но чаще изменял его.

– Зачем ты приходишь сюда, Мэтт?

– Не знаю.

– Как ты думаешь, что я для тебя такое? Наркотик? Или заменитель бутылки виски?

– Может быть.

– Мой отец сильно пил. Впрочем, я тебе рассказывала об этом.

– Да, рассказывала.

– Позавчера, когда ты целовал меня, вдруг возникло ощущение, что чего-то не хватает. И потом я поняла чего. От тебя не пахло виски. Нам не нужен психоаналитик, чтобы разобраться в этом, верно?

Я промолчал. «Мы вспомним нашу прежнюю любовь», – пела Пэтси Клайн.

– Вот что со мной происходит, – сказала она. – Ко мне в постель опять лег папочка, но мне не надо волноваться, что мама услышит, потому что она сейчас в другом конце города. И он не войдет в меня. Потому что считает это великим грехом.

– Я тоже.

– Неужели?

Я кивнул.

– Да, считаю, но все равно делаю это, – ответил я.

Позже в тот же день мы заговорили о ее покойном муже. Мы никогда не обсуждали Элейн. Я наложил табу на эту тему, но не мог дать ей понять, что мне настолько же неприятны воспоминания о нем.