– А ведь точно кричит кто-то, – вмешался лежащий неподалеку Издегерд. – Будто ребенок плачет. Я от этого и проснулся.
– Это собаки лают, – протянул один из наемников. – Причем давно. Наверное, караван где-то стоит.
– Может, керхи? – спросил проснувшийся Евгениус, и все настороженно прислушались.
– Да это же Каньон! – хлопнул себя по лбу Аджухам. – Мы недалеко, ветер как раз с его стороны дует. Вот всякое и доносится. Я лично ничего не слышу. И никогда не слышал. Но ведь его не зря Каньоном Поющих Душ называют. Успокойтесь, это не керхи и даже не пайрики, а просто ветер. Там со временем какая-то особая порода камня на поверхность вылезла. Воздух проносится по склонам с бешеной скоростью, отчего звуки самые разные получаются. Чаще всего, они похожи на человеческие голоса. Все от воображения зависит. У меня, видимо, его совсем нет. Сколько не слушал, ничего не различаю. Один свист, да гул. Привыкайте, нам вдоль каньона еще три дня идти.
Аджухам оказался прав. Разные люди из прошлого и настоящего всю ночь пели Арлингу песни, продолжив концерт и на следующий день. Когда над пустынным океаном такыра поднялось солнце, он чувствовал себя больным и разбитым. Татуировка, которая долгие дни молчала, вдруг снова стала зудеть и чесаться, словно под кожу забились сотни песчинок. Нестерпимо хотелось облить ее ледяной водой, но такое он не мог позволить себе даже в мечтах.
Каньон Поющих Душ оказался глубокой пропастью с почти отвесными склонами и узким дном, по которому когда-то текла могучая река Исфахан. Сейчас от нее осталось лишь сухое, безжизненное русло. Дорога пролегала вдоль самой границы каньона, местами едва ли не в сале от крутых берегов. Арлинг догадывался, что раньше тракт находился дальше от опасного обрыва, но со временем края ущелья осыпались, приблизив пропасть к тропе.
И хотя рядом с каньоном было не так жарко, потому что ветер, выныривающий со дна, обдавал путников неожиданной прохладой, Регарди предпочел бы умирать от жары, чем слушать голоса тех, кого с ним давно не было.
Отец настойчиво просил его успеть к важной встрече на ужин, старый Холгер ругал за оторванный рукав на жилете, Карр увлеченно описывал прелести какой-то девицы из Тараскандры, император Седрик рассказывал о трех направлениях арвакской классической живописи, Тереза просила привезти редких бабочек из Ерифреи, воин Глобритоль собирался отлупить его палкой и вызывал на бой. Потом проснулась Сикелия. Лучший ученик Школы Карпов, Фарк, звал его сыграть в керхарег, Атрея ругала за неправильное исполнение газаята, сын имана Сохо хотел рассказать какую-то тайну, серкет Азатхан обещал ему победу на Боях Салаграна, Хамна-Акация шипела от ярости и собиралась оторвать ему голову, Беркут… Беркут просил развеять его прах там, где ни разу не ступала нога человека. Иногда голоса звучали по отдельности, но временами сливались в фантастический хор, от чего ему хотелось броситься в пропасть. Все ли путники слышали подобное, или это прошлое жестоко мстило ему за забвение?
Лучи солнца потускнели, обещая скорые сумерки и прохладу, но идти легче не стало. Виной тому были ахары, зловоние которых принес шквал ветра, прилетевший из каньона. Гнилые водоросли и фрукты, мокрая собачья шерсть, экскременты людей и животных, тухлое мясо – казалось, что эта вонь вобрала в себя все самые отвратительные запахи мира. Арлинг ненавидел ахаров, потому что они обладали удивительным свойством заполнять собой окружающее пространство, не оставляя места ни для благоухания, ни для смрада. Сухая корка глины под ногами, верблюды, люди, редкие заросли чебриуса, далекие горы – все приобрело однообразный кисло-едкий запах маленького пустынного козла, который по прихоти богов забрел в эту часть Сикелии. А ведь Сейфуллах клялся, что в Восточном Такыре водились только мелкие ящерицы.
– Чувствуешь? – спросил Арлинг наемника Дака, который ехал неподалеку.
– Ага, – кивнул тот. – Будто бочку меда разлили. Думаю, это тоже каньон вытворяет, недаром здесь никто не ходит. Одни мы, как идиоты, поперлись. Лучше уж с керхами на саблях махаться, или от самума бегать, чем такое терпеть. Моя сестра и при жизни была несносной бабой, а слушать ее вопли после смерти – на такое я не подписывался!
Медом в воздухе не пахло, и Арлинг задумался. Возможно, Дак был прав, и Каньон помимо звуков заставлял чувствовать еще и несуществующие запахи. Но если песни можно было объяснить действием ветра на камни, то откуда брались зловоние ахаров и аромат меда? О слуховых галлюцинациях он слышал, а пару недель назад даже испытал сам – в гостинице, когда на крыше башни ему померещился Даррен, – но воображаемые запахи ему чувствовать не приходилось.
– О, отрадная ночь! Сладкое блаженство тебе! Ты, как возлюбленная, успокоишь пламенные порывы страсти… – затянул иман, и Арлинг подумал, что Дак тысячу раз прав. Он предпочел бы снова встретиться с керхами в деревне под Фардосом, чем слушать близкого, но недосягаемого человека.
Чтобы отвлечься от голосов прошлого, Регарди догнал Сейфуллаха. Мальчишка увлеченно болтал с Евгениусом. Вернее, говорил Аджухам, а драган угрюмо отмалчивался. Сейфуллах давно сделал его объектом своего остроумия, рискуя вызвать гнев командира, но пока командир проявлял удивительное терпение. Это было странно, так как Аджухам выбирал весьма опасные темы. В начале недели он ругал драганские клинки, вчера возмущался согдарийской кухней, а сегодня его потянуло на женщин. Правда, с критики он очень скоро перешел на комплименты, так как драганские дамы ему нравились. Иногда халруджи казалось, что мальчишка специально забивал себе голову всякой ерундой лишь бы не думать о том, куда они едут и зачем.
– И давно ты ее знаешь? – понизив голос, спросил Аджухам командира. – Что у тебя общего с Терезой Монрето?
Сейфуллах перешел с Евгениусом на «ты» еще в начале пути, несмотря на все попытки драгана вернуть прежнюю дистанцию. В конце концов, командир сдался, тоже став называть Аджухама на «ты», в результате только закрепив победу мальчишки. Как бы там ни было, но вопрос о Терезе был задан зря. Арлинг покачал головой, предчувствуя грядущую ссору, однако Евгениус его удивил.
– Я знал ее еще до того, как уехал в Сикелию, – отозвался драган в порыве внезапного откровения. – Как была стервой, так ей и осталась. Ее настоящая фамилия – Монтеро. Она одна из тех богачек, которые могут позволить себе все, а тратят жизнь на комнатных собачек или, в ее случае, на бабочек. Ее отец – Казначей, глава Финансового Совета Империи, этим все сказано. Тереза та еще штучка. Я покинул столицу, когда она создавала движение женщин за право голоса в Судейской Палате, но это было смешно, потому что его даже не все лорды имеют. Не знаю, чем все закончилось, но каждый раз, когда я попадал в Согдиану, Тереза снова была на виду, а все говорили: «Ах, как это необычно! Построить дом из раковин Арвакского моря! Вы слышали? Только на один пол потребовалось пять тысяч ракушек!». Или: «Как? Вы еще не купили новые духи от Терезы Монтеро? Говорят, в них добавлены фекалии сикелийского леопарда. Но запах божественный!». Или: «Новая школа Тереза Монтеро для мальчиков – это будущее системы образования Согдарии. Дети познают мир вместе с животными, удивительно!». В общем, девочка развлекалась, как хотела, но, мне кажется, по-настоящему ее всегда интересовали только бабочки.