– До Самрии меня довели чудо и неустанные молитвы великому Омару. По дороге не встретил ни одного керха, ни одной бури. Весь Холустай словно вымер. Да и сам я долгое время думал, что мертв, пока не встретил купцов из Фардоса, которые меня и подобрали. Свою страшную новость никому не рассказывал, но того, что наслушался по дороге, хватило, чтобы поверить в самые страшные предания дедов. Бури приходят уже не по сезону, а в любое время года – всегда с востока. Налетают из мрачных песков Карах-Антара и бушуют подолгу. Керхи лютуют, режут купцов, не желая и слушать ни про какие деньги. Колодцы пересыхают, а тропы, по которым веками ходили наши отцы и предки, исчезают, словно их никогда и не было.
Шупелай, наконец, замолчал, и обмяк в кресле, словно его тело вдруг лишилось костей. Воцарилась тишина, которую нарушал лишь далекий плеск волн, да тяжелое дыхание задумавшихся людей. Арлинг чувствовал, что многие скользили любопытными взглядами по Аджухаму, опасаясь смотреть на него прямо. Регарди их понимал, потому что не знал, как это: смотреть в глаза человеку, которому сообщили, что его семья была погребена под толщей песка, а места, где он родился и вырос, больше не существует.
– Почему вы думаете, что рассказ многоуважаемого купца Шупелая – правда? – нарушил молчание Сейфуллах, задав свой вопрос спокойно и неторопливо. Вот только сердце билось у него в два раза чаще. Словно хотело вырваться из груди и разбиться о прибрежные скалы вместе с волнами, бушующими у подножья наместниковой башни.
Собравшиеся оживились, словно только и ждали слов Аджухама.
– Я, конечно, не могу соперничать с опытом господина Шупелая, но в песчаную бурю мне попадать случалось, – таким же ровным тоном продолжил Сейфуллах. – Это счастье, что он остался жив, но потеря тропы после самума – обычное явление. И миражи тоже. Чего только не померещится: и колодцы, и демоны, и города засыпанные.
– Да и действительно, – вдруг поддержал Аджухама сидящий рядом с ним худой старик. – Наши разведчики ничего подобного не докладывали. Кстати, я слыхал, что такое бывает. Караваны теряли города, а потом находили их в самых неожиданных местах. Но потом выяснялось, что города-то никуда на самом деле не девались, это караванщики дорогу теряли.
– Ты мог заблудиться, Шупелай, – вмешался кто-то еще. – От обезвоживания могло все, что угодно показаться.
«Совершенно верно», – подумал Арлинг, удерживаясь, чтобы не положить руку на плечо Аджухама. Интуитивно он чувствовал, что сейчас мальчишка вряд ли нуждался в дружеском утешении. После бури случались галлюцинации даже у него, слепого. Только отчего мертвая куколка шелкопряда обжигала кожу, словно в кармане лежал раскаленный кусочек угля?
– Все вы, конечно, правы, господа, – взял слово наместник, властно подняв руку и призывая к тишине. – Только не забывайте, что если смотреть на мозаику по частям, видно лишь бесформенные куски. Да, наши гонцы еще ничего не подтвердили. Но только потому, что ни один разведчик еще не вернулся. И слушая господина Шупелая, подозреваю, что уже не вернется. Мы не знаем, что стало с Балидетом, но и не верить Антофу тоже не можем, как бы чудовищно не звучали его слова. Купцы не ходят в Холустай уже месяц. Таких сильных бурь в Сикелии давно не было. Возможно, мы недооценили Маргаджана, раз он сумел воспользоваться сезоном и застать нас врасплох. От командующего из Муссавората вестей нет. Из-за бурь даже почтовые птицы не летают. Я холодею от мысли, что Соляной Город могла постигнуть участь Балидета. А ведь там два полка регулярной армии. Это четыре тысячи человек! В городах неспокойно, в Хорасоне подняли восстание ремесленные кварталы, а в Иштувэга купцы требуют снижения пошлин и грозятся закрыть город. Канцлер предупредил, что если мы не справимся, то он вышлет Жестоких. А нам они здесь точно не нужны.
– А может, как раз их и не хватает? – едко спросил один из военных. Судя по количеству звенящих цепей у него на кафтане и командному тону, который слышался в каждом слове, он занимал чин не ниже генеральского. – Если мы допускаем, что купец рассказывает не сказки, то речь идет о силе, способной уничтожать города. Предлагаю смотреть на ситуацию трезво. Наша армия страдает от многих проблем, включая слишком сытные обеды и слишком редкие учения. Мирное время убивает солдат, превращая их в ленивых кукол. Можно сколько угодно дергать их за веревочки, но если дерево прогнило изнутри, оно развалится. И это случится тогда, когда кукольник будет ожидать меньше всего. Я давно говорил Канцлеру о необходимости военной реформы в Малой Согдарии. Регулярная армия перестала существовать здесь давно. Вы кормите тунеядцев в солдатской форме, наместник. Кем бы ни был Маргаджан, но я думаю, он хорошо осведомлен о состоянии наших войск в Сикелии. Гонять керхов – это они еще могли, но противостоять стальным клинкам хорошо организованной армии – такое прогнившему дереву не по зубам.
– Ваши речи крамольны, генерал Багуар, – улыбнулся Гебрус. – Будем надеяться, что Канцлер прислушается к вашему предложению. И все же, повторюсь. До тех пор пока мы не будем знать, с кем воюем – с разбойником Маргаджаном или с природной стихией – появление Жестоких на наших землях лишь усложнит ситуацию. Если они высадятся на южном континенте, я уверен, что начнется междоусобица. Иштувэга и так близка к отделению, а за ней потянутся и другие северные города. Их лояльность всегда была слишком хрупкой. Достаточно трещины, чтобы кусок отвалился.
Слова наместника вызвали ожесточенную дискуссию. Люди говорили вразнобой, разделившись на группу военных, которые считали, что присутствие Жестоких крайне необходимо, и остальным во главе с наместников, полагавших, что появление элитных войск драганов приведет к гражданской войне между городами и очередному витку репрессий со стороны канцлеровского режима.
За столом остались только два человека, сохранявших молчание. Командир Евгениус разглядывал каждого говорившего с таким вниманием, словно подозревал его в сговоре с врагом, а Сейфуллах выпил всю воду из графина и теперь усиленно сдерживал икоту.
Наместник Гебрус сумел перекричать всех.
– Я не спорю, нам нужна поддержка Согдарии, – воодушевленно убеждал он. – И полагаю, что не за горами те времена, когда мне придется писать Канцлеру, что ситуация усложнилась. Но не вышла из-под контроля! Пусть столица присылает нам оружие, людей, припасы, но только не Жестоких. А для того, чтобы я мог общаться с Элджероном на одном языке, мне нужна информация. Что известно о Маргаджане? Одни слухи!
– Неправда, – возразил генерал Багуар, однако Гебрус его перебил:
– Назовите мне хоть один факт, который мы можем подтвердить.
Багуар замялся, но тут вмешался Сейфуллах.
– Маргаджан забрал всех нарзидов из Балидета, – по-прежнему спокойно сказал он. – А их было около двух тысяч. Таким образом, можно предположить, что его войско пополнилось на две тысячи человек. Это факт.
– Почему нарзидов? – удивился Багуар, но наместник его проигнорировал.
– Мы слышали о нарзидах, мой мальчик, – почти ласково обратился он к Аджухаму. – Однако не стоит забывать, что нарзиды – глупы и ленивы. Солдаты из них – легкие мишени для врага. Не думаю, что Маргаджан пополнил ими свою армию. Тогда зачем они ему? Осадная толпа, жертвы для ритуала? У нас есть лишь слухи. По сути, мы ничего не знаем. Отчасти поэтому я и пригласил тебя, Сейфуллах.