Однажды перед большой аудиторией в Стэнфордском университете я читал лекцию о том, как под влиянием определенной социальной ситуации резко меняются наши мысли, чувства и поведение. Чтобы проиллюстрировать свой рассказ, я описал недавно проведенный эксперимент, в котором испытуемые студенты играли роли надзирателей и заключенных в условиях, воспроизводивших тюремную обстановку. Для участия в эксперименте были отобраны психически здоровые, судя по результатам тестов, люди, однако, проведя всего несколько дней «в тюрьме», они начали вести себя странным, ненормальным образом.
«Надзиратели», поначалу просто властные, в конце концов стали относиться к «своим заключенным» жестоко, порой садистски. «Заключенные» реагировали на эту демонстрацию власти эмоциональным расстройством, ощущением беспомощности и в итоге – тупой покорностью всем требованиям. Эксперимент, рассчитанный на две недели, пришлось прервать уже через шесть дней ввиду того, что личности и ценности испытуемых претерпели в «тюремных» условиях серьезные изменения.
Как же стало возможным, что эти люди так легко вжились в роли «надзирателей» и «заключенных» – роли, доставшиеся им по жребию, в результате подбрасывания монетки? Их к этому никто не готовил. Но они уже имели некоторое представление о том, что значит быть надзирателем или заключенным, поскольку сталкивались в семье и школе с разнообразными проявлениями властности и несправедливости и знали о них из средств массовой информации. Надзиратели поддерживают свою власть, требуя соблюдения правил, которые главным образом ограничивают свободу действий. Эти правила устанавливают, что заключенные могут делать из того, что им захочется, и что они должны делать вопреки своему желанию. На такого рода принуждение заключенные могут реагировать либо бунтом, либо покорностью. Бунт влечет за собой наказание, так что большинство сдается и делает все, что от них ожидает стража.
Обсуждая со своими студентами психический склад надзирателей и заключенных, я провел параллели между взаимосвязями обитателей тюрьмы и отношениями мужья – жены, родители – дети, педагоги – учащиеся, доктора – пациенты и т. д. Я спросил: «А можете ли вы представить эти два способа мышления в одной голове, два психологических типа – в одной личности?» Яркий пример тому – очень застенчивый человек.
Я продолжал: «Встречаются люди, которые имеют некоторую потребность и знают, как ее удовлетворить, однако воздерживаются от конкретных шагов. Они отправляются на танцы, умея танцевать, но что-то внутри мешает им пригласить кого-нибудь на танец или принять такое приглашение. Точно так же встречаются учащиеся, которые знают нужный ответ и хотели бы произвести хорошее впечатление на учителя, но что-то мешает им поднять руку и заставляет прикусить язык. Они воздерживаются от действий, потому что слышат голос внутреннего надзирателя: “Здесь не место так себя вести; ты неуклюж; над тобой будут смеяться; я не позволяю тебе быть самим собой, приказываю не поднимать руку, не танцевать, не петь, вообще никак не проявлять себя: ты будешь в безопасности, только если тебя никто не увидит и не услышит”. И внутренний заключенный отказывается от риска, с которым связано спонтанное поведение, и тихо подчиняется».
После занятия ко мне подошли двое студентов, чтобы получить дополнительную информацию в связи со своей «проблемой». Проблема заключалась в застенчивости – столь болезненной, что оба большую часть своей жизни проводили в стараниях избежать неловких ситуаций. Мы вместе задумались, насколько необычно было их поведение и вообще в какой степени застенчивость распространена среди молодежи. Я мог быть заинтересованным слушателем, но, увы, не был искушен по части проявления, последствий и «лечения» застенчивости. Следуя лучшим академическим традициям, я порекомендовал им пойти в библиотеку и выяснить, что же известно о застенчивости.
Тем временем распространился слух, что я веду неформальные обсуждения проблемы застенчивости, и вскоре набралась уже дюжина студентов, посещавших регулярный семинар по психологии застенчивости. Поначалу, правда, это был самый необычный семинар, который мне когда-либо доводилось вести. Двенадцать застенчивых людей не склонны к живой дискуссии, за исключением тех случаев, когда речь заходит о главной для них теме – теме, в которой они специалисты: об их собственной застенчивости.
Покончив с обсуждением личного опыта, мы стали выяснять, что же известно науке о застенчивости, и, к общему удивлению, обнаружили, что исследований такого рода очень мало. Имелось несколько работ, в которых застенчивость рассматривалась как личностная черта, а также изучались различные проявления застенчивости – смущение, прятанье лица, страх публичных выступлений, речевые затруднения и т. д., однако отсутствовали систематические исследования, непосредственно направленные на изучение динамики застенчивости. Нам требовалось исследование того, что застенчивость значит для застенчивого человека, для тех, кто с ним сталкивается, для общества в целом. Поставив перед собой эту цель, наша группа подготовила опросник, в котором людям предлагалось ответить, считают ли они себя застенчивыми или нет. Другие вопросы касались мыслей, чувств, действий и физических симптомов, связанных с застенчивостью. Мы также старались выявить типы людей и ситуаций, повергающих в застенчивость тех, кто отвечал на наши вопросы. Первоначальный вариант опросника был опробован примерно на 400 студентах, а затем тщательно переработан с целью повышения его эффективности.
К настоящему времени так называемый Стэнфордский опросник застенчивости заполнили уже около 5000 человек, и мы таким образом накопили значительный объем информации. Кроме того, изучая поведение застенчивых и незастенчивых людей в различной обстановке, наша исследовательская группа провела сотни наблюдений и углубленных интервью. Дабы проанализировать определенные специфические взаимосвязи застенчивости с другими реакциями, были проведены эксперименты в контролируемых лабораторных условиях. Дискуссии с родителями и учителями позволили восполнить пробелы в нашем понимании всех аспектов застенчивости.
Хотя большую часть информации мы получили в ходе работы со студентами американских колледжей, мы несколько расширили область исследования, включив в нее представителей и различных сфер деятельности, и других культур. Опросы проводились среди новобранцев военно-морского флота, бизнесменов, пациентов клиники питания, участников психотерапевтических групп, а также учащихся разных типов школ. Предоставили нам ценную информацию о природе застенчивости коллеги из Японии, Китайской Народной Республики, Мексики, Индии, Германии, Израиля, а также с Тайваня и Гавайев.
Многие из заполнявших опросник хотели знать, как им преодолеть свою застенчивость. Чтобы создать для этого эффективные методики, мы открыли в Стэнфордском университете клинику застенчивости. Там мы разрабатываем упражнения, способные облегчить жизнь застенчивым людям. Мы надеемся, что клиника поможет застенчивым избавиться от своего недостатка, а нам – больше узнать о природе этого широко распространенного явления.
Сегодня мы знаем немножко больше, нежели тогда, когда задали первые «отчего?» и «почему?» по поводу застенчивости. Однако многие вопросы пока остаются без ответа. Наша исследовательская программа предполагает длительное изучение многих граней этого трудноуловимого и порой загадочного феномена. Обычно исследователи, прежде чем писать книгу вроде этой, стараются накопить побольше информации. Однако такая предусмотрительность уступила место настоятельным просьбам посоветовать, проконсультировать, информировать немедленно. Эти просьбы содержатся в сотнях писем, телефонных звонков и личных обращений людей, которые испытывают каждодневные страдания от непереносимого бремени застенчивости. Надеюсь, эта книга предоставит им полезную информацию и практические советы насчет того, как начать бороться с застенчивостью.