Интегральная психология. Сознание, Дух, Психология, Терапия - читать онлайн книгу. Автор: Кен Уилбер cтр.№ 59

Это почти точно совпадает с настойчивым акцентом идеалистов на различии между чисто формальным, репрезентативным или эмпирико-аналитическим разумом и разумом, имеющим диалогическую, диалектическую и сетевую (зрительно-логическую) ориентацию. Они называли первый Verstand (ум), а второй Vernunft (разум), и считали Vernunft, или зрительно-логический разум, более высоким эволюционным достижением, чем просто Verstand, или формально-рациональный ум.9

Гебсер тоже полагал, что зрительно-логическое мышление — это более высокая ступень эволюции, чем формальная рациональность. В этом отношении, Гебсер и идеалисты далеко не одиноки. Мы уже неоднократно видели, что многие важные теоретики, от Юргена Хабермаса до Кэрол Джиллиген, считают постформальное диалектическое мышление более высоким и более всеобъемлющим модусом разума, чем формально-операционное мышление (что показано во многих таблицах). Если мы говорим, что когнитивное развитие идет от формального к постформальному, это также означает, что культурная эволюция идет от современного к постсовременному. Разумеется, это сложный процесс, протекающий во всех четырех секторах и включающий в себя такие важные виды развития, как переход от индустриальной к информационной культуре; но решающее значение имеет модус познания, и постсовременный мир в своих наилучших аспектах — это постформальный мир.

Это зрительно-логическое познание не только способно обнаруживать массовые взаимосвязи, но и само составляет неотъемлемую часть взаимосвязанного Космоса; поэтому зрительно-логическое познание не просто репрезентирует Космос, но является реальным исполнением Космоса. Конечно, все виды истинного познания являются подобным исполнением; но зрительно-логическое познание впервые способно это самосознательно понимать и ясно выражать его. Гегель сделал это в одной из первых и новаторских разработок — у Гегеля зрительно-логическое познание эволюционно становится самосознающим — а де Соссюр сделал в точности то же самое с лингвистикой.10 Де Соссюр применил зрительно-логическое мышление к языку, тем самым впервые в истории открыв его сетевую структуру. Лингвистический поворот — это, в сущности, зрительно-логическое рассмотрение самого языка.

Этому же зрительно-логическому мышлению предстояло дать начало детально разработанным вариантам теории систем в естественных науках, а также лечь в основу открытия постмодернистов, что значение зависит от контекста, а контексты безграничны. Во всех этих и многих других движениях мы видим свет зрительно-логического познания, провозглашающего бесконечные сети холонных взаимосвязей, которые образуют саму ткань Космоса.

Поэтому я считаю признание важности интегрально-аперспективного осознавания третьей великой (и обоснованной) истиной постмодернизма.

Недостатки

Все это хорошо. Но мы уже видели, что недостаточно быть «холистичным», а не «атомистичным», или проповедовать сетевой, а не аналитический подход. Поскольку тревожный факт состоит в том, что любой модус познания может быть свернут и ограничен только поверхностями, внешними аспектами, событиями Правой Стороны. И, по существу, едва только зрительно-логическое познание героически возникло в эволюции, его почти сразу же сокрушило безумие флатландии, охватившее современный мир.

Крушение языка

Фактически, как мы уже не раз видели, именно это делали системно-теоретические науки. Теория систем отрицала сущностную реальность сфер «Я» и «мы» (в их собственных терминах) и сводила их все к совокупностям взаимопереплетающихся «оно» в динамической системе сетевых процессов. Это был подход с позиции зрительно-логического познания, но ослабленного зрительно-логического познания, стреноженного и прикованного к ложу внешних процессов и эмпирических оно. Это был холизм, но всего лишь внешний холизм, который полностью выхолащивал внутренние аспекты и отказывал в какой бы то ни было обоснованности обширным областям холизма Левой Стороны («Я» и «Мы»). Оковы точки зрения третьего лица более не были атомистическими; теперь они стали холистически переплетенными.

В точности та же судьба ожидала большую часть общей программы постмодернизма. Начав с достойной восхищения опоры на зрительно-логическое мышление и интегрально-аперспективное осознание — но пока еще не будучи способными избежать сильного тяготения флатландии — эти постмодернистские движения зачастую приходили к незаметному принятию и даже расширению программы редукционизма. Это были новые и более высокие формы разума, но разума, по-прежнему заключенного во флатландии. Они становились просто еще одной разновидностью холизма флатландии, материального монизма, монологического безумия. Они по-прежнему страдали от бедствия современности, даже когда громко провозглашали, что они ее преодолели, низвергли, деконструировали, взорвали.

Исчезновение глубины

Фактически, большей части постмодернизма, со временем, предстояло пускаться в чрезвычайно пространные рассуждения, чтобы отрицать глубину вообще. Как если бы, страдая от агрессивного натиска флатландии, он отождествлялся с агрессором. Постмодернизм начинал принимать внешние стороны, защищать внешние стороны, прославлять внешние стороны и одни только внешние стороны. Есть только непостоянные цепи означающих, все сущее — это материальный текст, под внешней видимостью ничего нет, существует только внешняя видимость. Как говорил Брет Истон Эллис в «Информаторах»: «Не было ничего позитивного, термин „благородство духа“ ни к чему не относился, был клише, своего рода дурной шуткой… Рефлексия бесполезна, мир лишен смысла. Внешнее, внешнее, внешнее — единственное, что все находили имеющим значение… такова была цивилизация, какой я ее видел — колоссальная и расколотая».

Роберт Олтер в рецензии на роман Вильяма X. Гэсса «Тоннель» — который многие объявляют вершиной постмодернистской литературы — указывает на то, что определяющая стратегия этого шедевра постмодернизма состоит в том, что «все умышленно сводится к самой плоской поверхности». Это делается путем «отрицания возможности значимого различения или содержательного ранжирования моральных или эстетических ценностей. Нет ничего внутреннего: убийца и жертва, любовник и онанист, альтруист и фанатик, растворяются в одну и ту же неизбежную слизь» — одни и те же непостоянные цепи терминов, в равной мере принадлежащих флатландии.

«Все сводится к самой плоской поверхности… Нет ничего внутреннего», — совершенное описание флатландии, которая, зародившись в современности, фактически достигла еще большей силы и величия в радикальном постмодернизме: «Внешнее, внешнее, внешнее — единственное, что все находили имеющим значение…».

И Олтер совершенно прав в том, что за всем этом стоит неспособность или отказ проводить «значимое различение или содержательное ранжирование моральных или эстетических ценностей». Как мы уже часто видели, в мире Правой Стороны нет никаких ценностей, ничего внутреннего и никаких качественных различий — никаких состояний сознания, никаких сфер надличностного осознания, никаких сверхсознательных откровений, никаких духовных озарений — ибо они существуют только в областях Левой Стороны. Таким образом, сведение Космоса к внешним аспектам Правой Стороны — это выход из реального мира в Сумеречную Зону, известную как вселенная без качеств. Здесь нет никаких внутренних холархий, никакого содержательного ранжирования «Я» и «Мы», никаких качественных различий — ни глубины, ни божественности, ни сознания, ни души, ни духа: «Внешнее, внешнее, внешнее — единственное, что все находили».11