Вот только деревню это не спасло. Уж слишком много оказалось налетчиков. Частокол они преодолели влет, сразу в десятке мест через заостренные бревна густо полезли оскаленные морды орков. На каждого из мужиков пришлось не менее дюжины тварей. Пятеро оставшихся в живых ветеранов попытались было сбить строй у рыночной площади, но куда там… Деревенский же молодняк никто держать строй не учил (а на кой ляд учить сложные боевые построения в этакой-то глуши, без того у крестьянина забот — круглый год), да и с таким жутким врагом они столкнулись впервые в жизни, так что, когда рухнули ворота, из всего мужского населения в живых оставались только Ругир и Тристан, ставшие плечом к плечу у избы Ругира, в которую набилось два десятка девок и баб. Впрочем, и они продержались недолго…
Следующую неделю Трой запомнил смутно. Ругиру становилось все хуже и хуже. Впрочем, скорее стоило удивляться тому, как вообще этот обрубок человека все еще находил в себе силы дышать. Поэтому все следующие дни для Троя слились в одну пыльную серую ленту, упорно ползущую ему под гудящие ноги. За три дня до Палангеи у Троя кончились стрелы. Впрочем, еда у них кончилась еще раньше. Трой слишком торопился доставить учителя к людям, чтобы отвлекаться на охоту, а живность у дороги будто вымерла. Хотя, возможно, так оно и было. Когда-то Ругир рассказывал, что орочьи орды проходят по земле, будто саранча, пожирая все, что только шевелится. Во всяком случае, за все время пути на глаза Трою попались только три вороны, одну из которых он сумел-таки подстрелить, да пара полевых мышей, причем с промежутком в два дня. И больше ничего — никаких птиц, ящериц или змеек…
За свою недолгую жизнь Трой еще ни разу не выбирался дальше деревни Второго Сагитского, поэтому, когда впереди появились руины Палангеи, он не сразу осознал это. Для него Палангея была чем-то вроде земли обетованной, места, где непременно есть люди, которые — и это столь же непременно — помогут ему и Ругиру. А впереди замаячили все те же обгорелые руины… Поэтому Трой вытер пот и снова налег на лямку волокуши. А через сотню шагов услышал то, от чего уже успел отвыкнуть за прошедшие недели. ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ГОЛОС! И до него не сразу дошло, ЧТО тот произнес… — Эй, ты чего это волочешь?
Глава 2
Грозная Лиддит
— Прошу простить, госпожа, но я настоятельно рекомендую вам вернуться в лагерь. Обед уже давно готов.
Лиддит досадливо сморщилась и, повернувшись к камердинеру, который посмел давать ей советы, зло махнула рукой.
— Заткнись, Левкад, или я отрежу тебе язык!
Но тот в ответ на столь грозное предупреждение демонстративно выудил из сумки походные раскладные солнечные часы, воткнул в центр планшетки штырь и уставился на него с видом оскорбленной невинности. Лиддит возмущенно фыркнула и дала лошади шенкеля. Алэрос оскорблено всхрапнула и, своенравно вскинув голову, прыгнула вперед, подвзбрыкнув крупом. Конечно, она не надеялась сбросить с себя ЭТУ всадницу, но безропотно снести столь вопиющее, с ее точки зрения, оскорбление было выше ее сил. Панцирники в количестве ста копий, сопровождавшие принцессу в этом походе, суетливо пришпорили коней, но тяжелые битюги, увешанные кованым железом ничуть не меньше своих всадников, тронулись с места без какой бы то ни было спешки. Что ж, это было вполне объяснимо, как говорится, всякому овощу свой срок. В атаке на открытой местности тесно сбитая колено к колену лавина закованных в толстое железо монстров суммарным весом под две тысячи стоунов каждый крушила любой строй. Однажды, во время Второго лунзайского конфликта, Третий императорский конный панцирный полк в составе пяти сотен «железнозадых» (как их обычно называли) нашпилил на копья, порубил в капусту и стоптал конями почти три сотни троллей. Потеряв при этом всего семь десятков своих. И решив этой атакой весь исход битвы. Да и кампании в целом.
Впрочем, в тот раз все уж больно к месту сложилось. Тролли вышли из леса и оказались на открытом пространстве. Поле, по которому они шли, было очень ровным. Ну а полк стоял в полной готовности в сотне шагов от того, места, где были замечены тролли. Так что командиру даже не потребовалось давать команду на перестроение, а оказалось достаточно всего лишь протрубить атаку. Ну а бойцам — набрать скорость и опустить копья. Вот если бы до троллей оказалось на пару сотен шагов дальше или они появились бы в стороне, то, пока полк разворачивался бы и выравнивал строй, даже тролли, при всей их медлительности, успели бы дойти до места боя… Впрочем, совершенное все равно впечатляет. Обычно, если люди сталкивались с троллями, соотношение потерь бывало никак не меньше пять-один в пользу последних. А, скажем, в сшибке у Каменного моста полсотни троллей положили чуть ли не семь сотен лучников и легких пехотинцев. Но вот что касается скорости…
Когда последний панцирник наконец смог тронуться с места, между Лиддит и головными из ее охраны было уже около сотни шагов. Ну еще бы, ее Алэрос, дочь рассвета, чистокровный эльфийский скакун, пусть и не могла нести такую гору железа, как могучие кони панцирников, но зато была быстра, как ветер, и неутомима, как весенний поток. Впрочем, от Алэрос и не требовалось таскать на себе тяжести. Вес всадницы в полной броне едва превышал сто восемьдесят стоунов, то есть был много меньше, чем весило большинство всадников ее конвоя ВООБЩЕ без доспехов. Тех, кто знал, что за доспехи были на принцессе, это не удивляло. «Броня зари» считалась легендарным артефактом, созданным Предначальными эльфов и гномов в те незапамятные времена, когда эльфы и гномы считали друг друга не только союзниками (о чем уже никто особо не помнил), но и братьями. И, по общему мнению, с тех пор не было создано ничего подобного. Полный доспех весил едва ли десять стоунов, но пробить его было практически невозможно. Во всяком случае, ни кованые железные латы панцирников, ни современные гномьи латы, ни даже полный доспех императора людей «Императорский краб», также созданный великими мастерами-гномами, не давали подобной защиты. Правда, в отличие от «Императорского краба», «Броня зари» не обладала свойством изменяться в размерах, точно подстраиваясь под своего нового владельца, и была довольно небольшого размера (похоже, ее создали для какого-то юного эльфийского принца), так что натянуть ее на себя смог бы лишь кто-то довольно щуплый и субтильный. А среди правителей людей таковых за последние пару тысяч лет как-то не встречалось. Так что этот артефакт, когда-то торжественно подаренный Великим дуумвиратом эльфов и гномов самому Марелборо в знак признания заслуг людей в борьбе против Тьмы и нерушимой дружбы между людьми и Старшими, с той поры пылился в императорской сокровищнице, ибо надевать такую броню кому-либо, кроме императора, было запрещено, а на самих императоров она не налезала. Но Эонтей взял да и подарил ее дочери, ведь сына у него не было…
Сотня Даргола покинула развалины Палангеи через три дня после того, как прошел слух, будто в армию прибыла сама принцесса Лиддит. О ней ходило много разных слухов, и по большей части они сводились к тому, что прибытие принцессы — странная блажь взбалмошной девчонки. Из-за этой причуды солидная часть армии, занятая до этого прочесыванием лесов (занятием хоть и бесполезным, но вполне достойным), вынуждена была спешно стягиваться к центральному лагерю, дабы обеспечить безопасность августейшей особы. Взамен отозванных регулярных войск командующий приказал выдвинуться на освободившиеся направления наемникам, до той поры использовавшимся лишь в качестве вспомогательных войск — для охраны коммуникаций и сопровождения обозов с провизией и снаряжением. Такое положение дел было скорее результатом решения самих наемников, а не командующего, ибо наемники относятся к своему времени и затрачиваемым усилиям много бережливее, чем армейцы.