Антидот. Противоядие от несчастливой жизни - читать онлайн книгу. Автор: Оливер Буркеман cтр.№ 46

Один из типичных опытов в рамках теории управления страхом смерти проводился в 2003 году в Ратгерском университете Нью-Джерси. Сначала участникам рассказали легенду о целях проводимого эксперимента, который якобы был направлен на «выявление связей между личными качествами и точкой зрения по общественно-политическим вопросам». Об отношении к смерти и речи не было. Затем им предложили заполнить обширные анкеты с обычными вопросами, которые, за исключением двух пунктов, были идентичны для всех участников. Для одной группы эти два пункта касались тоже вполне заурядной вещи — их привычек в просмотре телепрограмм. Для других, которых назвали группой «осознания собственной смертности», эти вопросы касались смерти. В первом из них респондентов просили «кратко сформулировать чувства, испытываемые при мысли о собственной смерти», во втором им предлагалось «как можно подробнее описать, что именно будет происходить с ними в процессе физического умирания и непосредственно после смерти».

Главным пунктом была вторая часть опыта, в которой участников просили прочитать короткое эссе в поддержку внешней политики президента Джорджа Буша и решить, насколько они согласны с его содержанием. Текст эссе гласил: «Лично я целиком и полностью поддерживаю политику президента Буша и членов его администрации, предпринявших смелые и решительные действия в Ираке. Я высоко ценю мудрость, проявленную нашим президентом в его решении отстранить от власти Саддама Хусейна. Нам следует сплотиться вокруг него, не обращая внимания на граждан, не выражающих должного патриотизма».

В опытах по управлению страхом люди, приведенные в состояние «осознания собственной смертности», всегда демонстрируют в своем поведении разительные отличия от остальных участников. Их ответы на вопросы подтверждают правильность гипотезы о том, что в ответ на напоминание о неминуемости кончины они начинают в значительно большей степени соотносить себя со своими «попытками бессмертия». Христиане становятся нетерпимее к евреям. Моралисты еще сильнее морализируют. В денежных делах люди проявляют меньше доверия, становятся более скупыми и склонными к накопительству. В ратгерском эксперименте 2003 года они выражали большую по сравнению с другими готовность согласиться с пламенными призывами автора эссе про президента Буша. Другие исследования выявили, что в условиях осознания собственной смертности предпочтением пользуются авторитарные личности, а не лидеры, ориентированные на взаимоотношения между людьми. Кстати, похоже, что и в реальной обстановке Бушу удалось извлечь выгоду из осознания смертности.

Террористические акты 11 сентября 2001 года стали как бы экстремальным воплощением вопросов о смерти в опытах по управлению страхом — услышав о них, многие с ужасом осознали, что точно так же могут уйти, как обычно, на работу и погибнуть.

Беккер писал: «Именно страх заставляет людей с таким рвением следовать за нахальными, громогласными и решительными с виду демагогами с выпяченной вперед нижней челюстью. Кажется, что только они и способны очистить мир от неуверенности, неясности, слабости и скверны. Ах, какое облегчение и успокоение приносит возможность отдаться их руководству!»

Осознание смертности может проявляться во многом другом, и иногда это происходит довольно неожиданным образом. Субъекты опытов, которых побуждали к мыслям о смерти, демонстрировали четко выраженное отвращение при обсуждениях отходов человеческой жизнедеятельности. Они более твердо соглашались с утверждениями вроде «Если я вижу чью-то рвоту, меня начинает тошнить». Они с большей вероятностью оценивают как «крайне омерзительные» гипотетические ситуации, такие как, например, обнаружение червей на куске мяса. По мнению ученых, подобные реакции демонстрируют попытку отгородиться от напоминаний о своей «плотскости», то есть о подверженности физической смерти. В одном из отчетов об опытах делается вывод о том, что «чувство отвращения позволяет человеку ощутить свое превосходство над другими животными и тем самым защититься от смерти». (По логике Беккера, запреты, существующие в некоторых культурах в отношении женской менструации, а также то, что дефекация и деуринация обычно производятся в одиночестве, объясняются именно подобными реакциями.) Оказывается, осознавая собственную смертность, люди по тем же причинам более склонны разделять теорию «разумного замысла» — если вы способны убедить себя в том, что жизнь не зародилась сама собой из доисторического болота, вам будет проще считать, что она не закончится так же случайно и бессмысленно.

С учетом вышесказанного мысль о том, что лучше жить, постоянно памятуя о собственной смертности, представляется по меньшей мере неразумной. Прежде всего, исходя из доводов Беккера, отрицание смерти слишком глубоко укоренено в нас, чтобы надеяться на избавление от него. Если же оно действительно является мотиватором множества выдающихся человеческих свершений, зачем вообще этим заниматься? Однако еще с античных времен некоторые мыслители считали, что жизнь в постоянном памятовании собственной смертности (а не только в случаях, когда к этому подталкивает случайная встреча с ней) может быть гораздо более яркой и наверняка более естественной. Как бы мы ни пытались это отрицать, смерть представляет собой факт нашей жизни. «Культ оптимизма» с его фокусом на позитивность любой ценой можно рассматривать как «проект бессмертия», предлагающий весьма впечатляющую и всеобъемлющую картину счастливого и успешного будущего, в котором как будто нет места смерти. На словах проповедники позитивного мышления действительно отдают должное памятованию смерти, наставляя своих слушателей «проживать свой каждый день как последний». Но у них это не более чем мотиваторский прием, подстегивающий немедленно начать воплощение своих величайших амбиций. А когда такие амбиции сами по себе представляются лишь очередными попытками обрести бессмертие, это никак нельзя назвать жизнью в осознании смерти.

Встреча Эрнеста Беккера с собственной смертью произошла трагически рано: за год до публикации «Отрицания смерти», в возрасте 47 лет, у него обнаружили рак толстой кишки. Два года спустя, в дождливый февральский день 1974 года, Сэм Кин посетил его, буквально на смертном ложе, в палате госпиталя в Ванкувере, чтобы взять интервью для журнала Psychology Today. «Итак, — сказал Беккер, — теперь у вас есть возможность убедиться, что я жил в соответствии со своими идеями». Он пояснил, что согласился лишь на минимальное обезболивание, чтобы оставаться в «ясном уме», общаясь со своей семьей и умирая. Беккер считал, что, хотя вся наша цивилизация и построена на основе отрицании смертности, для отдельно взятого человека это не лучший способ встречи со своей смертью. Позднее Кин писал: «Постепенно и осторожно мы начинаем признавать, что прописанное Беккером горькое лекарство в виде созерцания ужаса собственной смерти парадоксальным образом сообщает ей оттенок привлекательности». Интервью вышло через месяц, в марте 1974 года. Через несколько дней после его публикации Беккер умер.

Предложение посвящать больше времени мыслям о смерти кажется не вполне удобоваримым, но существуют весьма убедительные и прагматические доводы в его пользу. Возьмем, например, стоический метод «провидения недоброго». Сенека сказал бы, что смерть обязательно случится, и поэтому предпочтительнее быть мысленно готовым к ней, чем испытать потрясение, неожиданно осознав ее неизбежность. В любом случае наше подсознательное стремление не думать о смерти не всегда бывает успешно: задолго до того, как ваша смерть станет вероятной, вы можете время от времени испытывать ужас, похожий на ночной кошмар, так живо описанный Филиппом Ларкином [83] в стихотворении «Предрассветная песня»: «Смерть-непоседа ближе на день… И ужас нагоняет, и влечет». Безусловно, лучше избегать подобного и по возможности нормализовать свое отношение к предмету.