Это заявление срывает с интуиции магический покров и превращает ее в будничный процесс работы с памятью. Мы с восторгом внимаем истории о пожарном, который, повинуясь внезапному порыву, выскочил из горящего дома за миг до обвала; пожарный интуитивно чувствует опасность, «сам не зная как». Однако мы сами не можем объяснить, каким образом узнаем в толпе старого приятеля. Мораль Саймонова афоризма состоит в том, что загадка «знания без понимания» – не исключительная черта интуиции, а норма жизни мыслящего существа.
Обретение умений
Каким образом информация, обеспечивающая работу интуиции, сохраняется в памяти? Некоторыми видами интуиции овладеваешь довольно быстро. Мы унаследовали от предков прекрасную обучаемость в распознавании угроз. В жизни бывает достаточно одного-единственного опыта, чтобы надолго привить страх и стремление к бегству перед лицом опасности.
Однажды отведав в ресторане сомнительное блюдо, мы в следующий раз рефлекторно обойдем стороной злополучное заведение. Каждый из нас напрягается на месте, где произошло неприятное событие, даже если нет причин ждать его повторения. Для меня таким местом стал съезд с автомагистрали к аэропорту Сан-Франциско, где много лет назад какой-то водитель в припадке злости согнал меня на обочину и обложил бранью. Я так и не выяснил, с чего он на меня взъелся, но каждый раз, проезжая этот участок по пути в аэропорт, до сих пор вспоминаю голос обидчика.
Этот инцидент я вспоминаю сознательно, что объясняет эмоции, которые его сопровождают. Впрочем, мы часто настораживаемся и чувствуем неловкость при каких-то словах, в каком-то месте, не отдавая себе отчета о причине. В ретроспективе мы назовем это переживание интуицией, если за ним следует неприятное событие. Такой режим эмоционального обучения сродни тому, что происходило в опытах Павлова по выработке условного рефлекса у собак. То, чему учились собаки, можно было бы назвать приобретенной надеждой (звук колокольчика служил сигналом к обеду). Страхи приобретаются гораздо легче.
Источником интуиции становится не только собственный опыт, но и чужой, переданный на словах. Пожарный с развитым «шестым чувством» наверняка не раз обсуждал и обдумывал ситуации, в которых еще не бывал: таким образом его мозг получал информацию о том, какие признаки свидетельствуют об опасности и как на них реагировать. На моей памяти молодой командир взвода без боевого опыта напрягался как струна, проводя солдат через узкую лощину, поскольку его учили определять места возможных засад. Научиться можно и без отработки навыка.
Эмоциональное обучение происходит быстро, но развитие так называемых профессиональных навыков занимает гораздо больше времени. Приобретение подобных умений для решения сложных задач, к примеру для игры в шахматы на высоком уровне, занятия профессиональным баскетболом или борьбы с пожарами, – задача каверзная и затратная, поскольку профессиональные навыки подразумевают не одно умение, а целый набор мини-навыков. Возьмем, к примеру, шахматы: хороший гроссмейстер понимает сложность позиции с одного взгляда, но чтобы этому научиться, требуются годы. Анализ игры профессионалов показал, что для овладения высшими уровнями мастерства необходимо как минимум 10 тысяч часов упорной подготовки (примерно шесть лет занятий по пять часов в день). В эти периоды глубокого сосредоточения на игре серьезный шахматист знакомится с тысячами комбинаций, предшествующих победе или поражению.
В какой-то степени подготовка мастеров-шахматистов напоминает уроки чтения у дошкольников. Вначале ребенок прикладывает усилия, чтобы узнать буквы и составить из них слоги, а затем слова. Взрослый читатель воспринимает целые предложения. При должном опыте возникает способность замечать новые элементы в тексте, узнавать и правильно произносить впервые встреченное слово. В шахматах повторяющиеся сочетания фигур играют роль букв, а комбинации сродни длинным словам или предложениям.
Опытный читатель сможет прочесть прежде не виденную строфу «Бармаглота» Льюиса Кэрролла с правильной интонацией и ударением, получая при этом удовольствие:
Варкалось. Хливкие шорьки
Пырялись по наве,
И хрюкотали зелюки,
Как мюмзики в мове [2 - Перевод Д.Г. Орловской.].
Обучение шахматиста – процесс более сложный и медленный, чем подготовка читателя, поскольку в шахматном «алфавите» гораздо больше букв и «слова» длиннее. Однако после тысяч часов практики мастера прочитывают позиции на доске с одного взгляда, а те немногочисленные ходы, которые приходят им на ум, почти всегда сильны и даже неординарны. Гроссмейстеры могут разобрать «слово», с которым раньше не сталкивались, или найти новый способ интерпретации уже знакомого.
Контекст развития умений
Мы с Кляйном быстро обнаружили, что сходимся во мнениях по поводу природы интуитивного умения и того, каким образом оно приобретается. Однако нам предстояло достичь согласия еще в одном ключевом вопросе: когда можно доверять эксперту с развитой, по его словам, интуицией?
Спустя какое-то время мы сообразили, что имеем в виду разных экспертов. Кляйн долгое время работал с командирами пожарных бригад, медсестрами и другими профессионалами – обладателями практического опыта. Я же провел больше времени, следя за тем, как психологи, финансовые аналитики и политологи пытаются составлять необоснованные долгосрочные прогнозы. Неудивительно, что Кляйн испытывал уважение и доверие к экспертам, а я был настроен скептически. Он был более склонен прислушиваться к интуитивным суждениям экспертов, поскольку, по его словам, настоящий профессионал осознает пределы своих возможностей. Однако я сталкивался со многими псевдоэкспертами, которые не замечали собственного невежества (иллюзия значимости), и считал, что субъективная уверенность часто бывает неоправданно высока и не основывается на информации.
В предыдущих главах я показал, что твердая уверенность возникает из двух родственных ощущений: когнитивной легкости и когерентности. Мы обретаем уверенность, когда найденное нами объяснение легко всплывает в памяти и не содержит внутренних противоречий. Однако легкость и связность вовсе не означают истинности суждения, в которое мы верим. Ассоциативный механизм настроен таким образом, чтобы подавлять сомнения и вытаскивать на свет идеи и факты, совместимые с главенствующей в данный момент историей. Следуя правилу «что ты видишь, то и есть», наше сознание достигает высокой убежденности в чем-либо, часто игнорируя неизвестное. Поэтому неудивительно, что многие из нас склонны верить голословным заявлениям интуиции. Мы с Кляйном пришли к согласию относительно следующего важного принципа: уверенность в собственной интуиции не является свидетельством ее значимости. Другими словами, не поддавайтесь на «авторитетные» уговоры и заверения (даже если пытаетесь уговорить сами себя).
Однако если субъективная вера может подвести, как тогда оценивать вероятную значимость интуитивного суждения? Когда такие суждения отражают истинный опыт и профессионализм и когда они – лишь пример иллюзии значимости? Ответ можно получить исходя из двух основных условий приобретения мастерства: