Герцог приходил в себя от изумления медленно, нижняя челюсть все еще отвисает, наконец повернулся ко мне.
– Доблестный сэр Ричард, – произнес он с достоинством, – я рад, что вы примете хозяйство герцога Хорнельдона в свои руки. И хотя наша встреча произошла при несколько отягощающих моментах, но я рад заверить вас, что восхищен вашей мудростью и дальновидностью. Как вы понимаете, сэру Фонтане виселица не грозит. И, думаю, ему ничего не грозит. А с этими двумя я разберусь дома.
Я почтительно поклонился.
– Ваша светлость…
Он тоже отвесил точно такой же поклон.
– Ваша светлость…
Я повернул коня, за спиной после паузы застучали копыта коней моего отряда. Граф Гатер горестно вздыхал, хитрый герцог увильнул от схватки, а все к ней шло так прямо, так без остановки…
Барон Уроншид начал что-то рассказывать, в это время за спиной послышались крики, я оглянулся, наш отряд во весь опор догоняет Фонтане уже на свежем коне.
Веселый, улыбающийся, он прокричал задорно:
– Так, сейчас начинаются слюнявые выяснения отношений. Терпеть не могу!.. Можно, я с вами?
Граф Гатер буркнул:
– Мы сопровождаем герцога Ричарда в его земли. А вы зачем?
– Ваш герцог, – заявил Фонтане, – человек очень непростой. И тем, что сумел победить неуязвимого Хорнельдона, и что так умело настоял на разборе дела и все вывел на чистую виду… Потому я хотел бы побыть среди вас.
На этот раз он обращался ко мне, хотя и отвечал вроде бы Гатеру. Я вынужденно произнес:
– Сэр Фонтане, вы поступили благородно… и ах-ах как красиво, признаю. Но мне давно уже осточертели «небритые герои», грубые снаружи – добрые внутри. Да, среди стада свиней смотритесь неплохо, даже выигрышно, так как внешне от них не отличаетесь, но благородны там глубоко, не то в сердце, не то в душе… Однако у нас, как видите, рыцари и разговаривают вежливо, и чисто выбриты. Так что идите, идите, идите своей дорогой. К действительно благородным вам пока рано.
Его задорная улыбка быстро блекла, граф Гатер сказал рассудительно, но с сомнением:
– Может быть, возьмем? Просто молодой еще… С нами пообтешется, шелуха слетит.
Я отмахнулся:
– У нас не исправительное и не воспитательное учреждение. Мы берем уже благородных, не так ли?
– Ну да…
– У нас, – сказал я наставительно, – закрытый элитарный рыцарский клуб. А обтесывают и воспитывают пусть на уровнях ниже.
Фонтане улыбался растерянно, еще не веря, что все поняли, но не оценили его неслыханного благородства. Наши взгляды встретились, я ответил молча, что вообще-то норма для человека высокого происхождения поступать вот так, как он, и никакие пряники за это не полагаются.
Он тяжело перевел дыхание, я кивнул почти дружески, но с намеком на дистанцию. Зайчик подо мной уловил едва заметное движение ног и пошел вперед быстро и уверенно.
Барон Гедвиг Уроншид пронесся галопом вперед к нашему рыцарю с баннером в руках, что-то крикнул, захохотали и заорали походную песню про рыцаря в походе, который оставил дома любимую у окошка. Остальные подхватили суровыми мужскими голосами, при звуках которых меня всегда пробирает дрожь, а на глаза могут навернуться слезы.
Дорога пошла под легкий уклон, что так любят кони, и они мчались легко и весело, сами наслаждаясь быстрой скачкой.
Вскоре увидели вдали замок из красновато-коричневого камня. Расположился он на склоне большого и длинного холма, потому обращенная к дороге часть значительно больше, на целых три этажа, но, правда, первые два просто высокое основание, на котором и разместился замок, а с тыльной стороны, похоже, окна полуподвальные.
Склон холма зеленый, хорош для пастбищ скота, кое-где торчат одинокие деревья. Я сравнил взглядом размеры, кроны не дотягиваются даже до нижних окон, замок просто великанский, но выстроен умело и пропорционально, с тяжеловесным изяществом, по единому плану.
Дальше часто попадались крохотные деревушки на три-пять домов, все огорожено крепким забором, то ли чтобы овцы не разбежались, то ли защита от лесных зверей.
Воздух свежий, солнышко ясное, ничего впереди опасного, мысли тут же вернулись к идее, что в Сен-Мари связь с королевством Вестготия наладить очень просто. Достаточно морем не приближаться близко к отвесной стене Зуба Сатаны, что, как выяснилось, вовсе не зуб, а ровный пласт земной коры, что несколько выше соседнего. Совсем немного, на милю, не больше. А если больше, то на немного. Просто отплывать из бухты Тараскона и по широкой дуге огибать опасное место, после чего причаливать в ближайшем удобном месте.
А перевозки морем всегда считались самыми дешевыми.
Граф Гатер догнал, веселый и улыбающийся, на шлеме весело трепещет маленький султан, такой же точно, только побольше, укреплен между ушами его коня.
– Как дорога, ваша светлость?
– Превосходно, – ответил я, – послушайте, граф… мне кажется, вчера этот султанчик был на вашем шлеме?
Он чуть смутился, огляделся и понизил голос:
– Вы наблюдательны, ваша светлость. Дело в том, что я очень люблю своего коня. Он такой умный, такой умный! Почти как я. А еще его родословная длиннее моей. Нет-нет, я не бастард какой, у меня одиннадцать поколений благородных предков, исполненных всяческих достоинств, но у моего коника их четырнадцать…
Я протянул:
– Ну, граф… Тогда вы поступили правильно и благородно. И у животных есть права, только мы их бессовестно нарушаем. Но Бог все видит!
Глава 10
Он повеселел, помчался вперед, вскоре я услышал его звучный голос, распевающий песни. В конце концов, продолжал я тянуть неторопливую государственную мысль, можно сделать и вполне цивилизованный спуск с Края, чтобы попадать в Сен-Мари. Например, вырубить в каменной стене ступеньки, что опускаются под углом. Можно так до самой земли, а можно зигзагом. Все решаемо. Поднимаются же по ступенькам на самые высокие пирамиды даже престарелые, а тут то же самое. Но никто раньше не брался, такую исполинскую работу не в состоянии проделать ни мелкий, ни крупный феодал, силенок и ресурсов не хватит. И король не может, потому что король – всего лишь один из феодалов, которого формально считают главой, но власти на такие проекты не дадут.
Для великих строек необходимы огромные усилия всего народа, а для этого нужно сперва сосредоточить власть в одних руках. А лучше – в одном кулаке. Понятно, чьем.
Солнце нещадно жжет головы и плечи, в небе ни облачка, только в самой синеве неподвижно висит, как приклеенная, мелкая птичка. Я всмотрелся повнимательнее, понятно – обыкновенный жаворонок. Даже песенку его слышно.
Граф Гатер крикнул жизнерадостно:
– Еще гарпия?
– Жаворонок, – ответил я. – Жаворонок не может быть плохой птицей. По установкам.