Сегодня я увидела... - читать онлайн книгу. Автор: Делия Стейнберг Гусман cтр.№ 25

Для нас, воспитанных в духе «живой» философии, в этом примере Платона ясно видно различие между рабством и свободой. Рабы – это люди, заключенные в пещере, хотя они и кажутся свободными, потому что могут «свободно» выкрикивать свои мнения. Однако их мнения никогда не принимаются в расчет. Действительно свободный человек – это тот, кто, ведомый жаждой познания, находит в гармоничной работе универсальных законов реальность и истину самой Жизни, смысл поразительно согласованной работы Космоса и не менее удивительного чуда – Человека. Другими словами, раб считает себя свободным, потому что кричит все, что хочет, а свободный человек с радостью становится «рабом» законов Вселенной, которые в то же время являются и его собственными законами.

Мы видим, что прошли столетия, но «пещера» не исчезла… Сегодня она снова действует, как и всегда, когда это требовалось создателям этого уродливого явления – тем, кто никогда не показывается, скрываясь за лицами, словами и псевдодеятельностью пожизненно заключенных. Сегодня нам навязана «пещерная» формула: «демократия = свобода». И сегодня, как всегда, когда создается очередная «пещера», нам нужен политик-философ, который мог бы выйти на свет солнца и показать нам наши заблуждения и призрачность теней, среди которых мы живем.

В пещере людей учат, что они свободны и могут беспрепятственно выражать свое мнение. И заключенные кричат, с удовольствием ломают и крушат свою собственную пещеру, не думая о том, что им никогда не позволят выйти из нее и что просто из соображений экономии им стоило бы поддерживать ее в порядке.

В пещере людей учат презирать «тоталитаризм», но забывают объяснить им, что сама пещера и есть воплощение тоталитаризма, где нет ничего, кроме «свободы и демократии». Но демократия никогда не сможет быть по-настоящему «тоталитарной», то есть всеобщей, так как она никогда не достигнет всеобщего единства мнений. Ведь, согласно Платону, мнения не несут в себе мудрости, потому что они изменчивы и непостоянны. К тому же демократия легко оборачивается тиранией: всем кажется, что большинство порабощает меньшинство, но на самом деле все происходит наоборот: «демократическое меньшинство» превращает в рабов необразованное и склонное поддаваться на обман большинство.

Мы хотели бы показать людям нашего мира, нашей современной «пещеры», что свобода – это знание, свобода – это порядок, свобода – это способность принимать ответственные решения, которые ведут к намеченной цели; что свобода рождается в Душе, которая осознает свое бессмертие и знает, что ее Судьба не ограничивается только событиями физической жизни. Ведь свобода – это не только «право топать ногами», не способность громко кричать, драться, воровать, убивать, разрушать просто из желания навредить. Свобода не в том, чтобы, презирая и ненавидя любую «униформу», надевать грязную и потертую одежду, которая, по сути, становится новой униформой. Свобода не в том, чтобы жить ради размножения, подобно животным, недаром же мы, люди, имеем больше разума (?), чем бедные твари… Свобода – это не вечная праздность, предаваться которой бездельники могут лишь благодаря тем, кто работает… Или новой свободе требуются новые рабы?

Мы хотели бы показать людям «пещеры» ХХ века, что все слова искажаются теми, кто неправильно их использует – по неведению или намеренно. И, как свидетельствуют циклы истории, точно так же как сегодня не принято говорить о тоталитаризме, через некоторое время будет не принято говорить о свободе и демократии. Нам стоило бы совершить маленькое усилие и вспомнить, что, если бы пещера в примере Платона была тоталитарной в истинном значении этого слова (то есть всеобщей, всеобъемлющей), конец этого мифа был бы другим. Всеобщность достигается тогда, когда ВСЕ поднимаются к вершине Истины, а чтобы прийти к ней, нужнее совет одного мудреца, чем вопли тысячи невежд.

Так пусть нам не говорят о свете и свободе те, кто только и умеют, что создавать пещеры. Пусть они расскажут нам о темноте и цепях, и тогда мы убедимся, что они, по крайней мере, начали говорить правду.

Сегодня я увидела, как История на мгновение остановилась… Это случилось, когда перестал отсчитывать время Биг-Бен – старые часы, олицетворяющие еще более древнюю традицию. Люди, которые понимают сердце часов, говорят, что Биг-Бен «устал», что его металл не выдерживает нагрузки.

Конечно, тысячи часов ежедневно ломаются и останавливаются навсегда. Но Биг-Бен – это не просто часы. Это прототип всех часов, символ времени, значимый в истории образ.

Эти старые, усталые, но благородные часы, отдавшие свою силу миллионам отсчитанных минут, заставили меня задуматься. Задуматься о том, как, порой незаметно для нас, на мгновение останавливается ход жизни на пороге великих перемен, перед дверями истории, за которыми нас ждут другие времена.

Сердце, внутренние часы, – верный спутник жизни человека, и, когда сердце останавливается, когда заканчивается чья-то жизнь, мы вдруг испытываем грусть, боль, возможно, острую ностальгию по тому, что ушло и что, даже вернувшись, никогда не стало бы прежним. Исторические часы – это верный спутник циклов жизни человечества, и, когда они останавливаются, нас охватывает тоска, потому что нечто уходит от нас и приходит что-то новое, но ни это новое, ни мы сами уже не будем прежними.

Если подобное глубокое размышление повергает людей в печаль, нужно понимать, что эта печаль – не что иное, как дань всему тому, что когда-то служило очередной ступенью в жизни. Сегодня, когда все восхваляют перемены, когда всеобщее обновление с восторгом приветствуется во всех сферах жизни, когда воспоминания и тоска по прошлому считаются уделом стариков, – сегодня молодые философы стремятся вспоминать прошлое и отдавать ему должное, ведь именно благодаря этому мы можем день ото дня обновляться.

Может ли существовать лестница, состоящая лишь из одной последней ступени? Пренебрегает ли кто-нибудь первым шагом на пути из-за того, что цель находится в его конце? Неужели кому-нибудь стыдно от того, что он когда-то был ребенком? Разве мы презираем семя, дающее жизнь дереву? Я уверена, что именно так, а не иначе нам нужно смотреть на жизнь, на опыт, на проблемы и достижения, осознавая, что всякое событие есть ступень для грядущего.

Возлюбив одни лишь перемены, мы утратили память. Возведя на трон все новое, мы разрушили традиции. Мы обращаемся к памяти и традиции лишь затем, чтобы критиковать их. Что же будет, когда сегодняшние новшества станут достоянием памяти и традиции? Каково им будет ощущать на себе юношеское презрение? Смогут ли сегодняшние «новые» смириться с тем, что они станут никем и ничем?

В человеке живет беспредельная жажда вечности, хотя обычно ее трудно распознать. Эта жажда проявляется во всем, что бы он ни делал: в детях, в которых он обретет бессмертие, в домах, которые он строит, в книгах, которые он пишет, в словах, которые он произносит, в опыте, который он пытается передать. Жажда вечности имеет отношение не только к будущему; эта вечность ощущается именно потому, что устремлена из беспредельности прошлого в иную беспредельность, простирающуюся впереди. Именно эти две бесконечности – начало и конец, разворачивающиеся во времени, мы и называем Историей в самом широком смысле этого слова.