Он вроде бы даже не заметил, что я человек, а Игогондр – кентавр, даже кентаврище, хотя любой бы вздрогнул или хотя бы вытаращил глаза, а этот настоящий политкорректный демократ, держит себя в руках и придерживает копытами.
Я поклонился и сказал быстро:
– Знаю, вы очень заняты, потому спрошу только: могу я как-то помочь уладить дело со спорным храмом?
Шаман покосился с еще большим недружелюбием.
– А ты можешь?
– Иногда удается, – ответил я скромно. – Я вообще-то переговорщик, умею находить общие точки. Но для начала необходимо ваше согласие прекратить разжигать войну.
– Разжигать?
– Да, – сказал я. – Настоящие поджигатели войны – это всегда идеологи, религиозные деятели, светила культуры… Меньше всего хотят воевать военные – им же класть головы. Словом, я хочу заручиться вашим словом, что если удастся уладить вопрос храма, война прекратится.
Он проворчал:
– Смотря как уладить… Храм должен остаться за мной. Я уже слишком стар, чтобы перенести новое откочевывание…
– Разумно, – сказал я серьезно. – Спасибо! Я пошел.
Я переступил порог, стремясь на относительно свежий воздух, когда он спросил в спину:
– И это все?..
Я обернулся, старый кентавр смотрел с превеликим недоумением.
– Все, – заявил я. – Я ж миротворец! Мне важно, чтобы мир во всем мире. Такая у меня причуда. Все мы разные… Но, конечно, при всей врожденной и приобретенной великой скромности не откажусь от большого пряника в награду за мои выдающиеся услуги… Но это потом, потом.
– А какой пряник? – спросил он настороженно.
– А какой дадите, – ответил я скромно, но со злорадством и смиренно потупил глазки.
К троллям я пробирался напрямик через лес, немного трусящий, но довольный, что нашелся с ответом шаману. Гордые кентавры устрашатся унизить себя и дать мне недостаточную награду, какие начнутся споры, когда схлестнутся жадность и гордость, как же я люблю пакостить, неужели я такая подлая свинья…
Со стороны лагеря троллей несет старой тиной, ряской и дохлой рыбой. Там веселья еще меньше, при отступлении не успели вынести даже раненых. У костров только те, кто сумел уйти своим ходом. Но даже если отступление превратилось в бегство, здесь все равно больше зеленокожих с оружием в перепончатых лапах, чем воинственных кентавров в стане верховного вождя Каменное Копыто.
Я заорал издали:
– Я к своему лучшему другу на свете Квакарлу!.. Где Квакарл?.. Я без него просто жить не могу…
Прямо из-под земли, как мне показалось, в двух шагах поднялись зеленые туши. Запах рыбы и лягушачьей икры стал сильнее. Маленькие злобные глазки под уступами надбровных дуг заблестели, как и нацеленные в мою грудь острия копий.
– Хорошо замаскировались, – похвалил я дрожащим голосом. – Понимаю, мне надо было кричать еще раньше.
Ближайший тролль прорычал квакающим голосом:
– Замри. Не шевели даже пальцем…
– Я не держу в руках оружия, – сказал я.
– От тебя дурно пахнет, – объяснил тролль недружелюбно. – А ветер с твоей стороны.
– Прости…
– А ты, Шкрекун, – сказал тролль властно, – пойди отыщи Квакарла.
Второй тролль проворчал:
– Да где его искать?.. Давай лучше этого вот убьем, и все.
– Это не кентавр, – сказал первый тролль.
– Ну и что? Человек – хуже любого кентавра. Вообще хуже всех!
– Потому и нужно привести в лагерь живым, – отрезал первый тролль. – Кто знает, зачем он.
Шкрекун удивился:
– Зачем люди? Ыгал, не смеши, кто этого не знает?.. Чтобы погубить мир, так говорят мудрецы. А еще от них чесотка.
Ыгал прорычал:
– Выполняй!
Шкрекун ушел, недовольно бурча, я сказал Ыгалу с сочувствием:
– Дисциплинка хромает… Но это понятно, парень устал.
Тролль посмотрел на меня с недружелюбием в упрятанных под тяжелые надбровные дуги глазах.
– У нас война.
– За святыни надо сражаться, – поддакнул я. – Даже за непонятные. И чем непонятнее, тем возвышеннее и святее. Но интересно, что в святых есть что-то женское, а в женщинах нет ничего святого! Как думаешь, почему?
Он подумал, почесал голову.
– Дык кто их знает…
– Верно, – согласился я. – Никто не знает!.. Знал бы – властелином мира бы стал. Хотя и говорят…
…С Квакарлом явились еще двое, но мы не заметили, занятые сравнением достоинств красивых и умных, а также третьего класса – богатых, они сперва орали издали, но мы были слишком заняты этой самой интересной темой на свете, не слышали, и Квакарл подошел вплотную и заорал громко:
– Его зовут Рич, он спас мою шкуру!
Ыгал посмотрел на него, с недовольной мордой развернулся ко мне.
– А ты чего не сказал?
– Из удивительной скромности, – объяснил я, – что всегда меня так подводит, так подводит. А вообще я троллей постоянно спасаю целыми толпами. Если об этом рассказывать, то когда поговорить о ваших зеленых с вот такими?
Он хмуро растянул рожу в устрашающей ухмылке, мы друг друга поняли, первый контакт с иной цивилизацией всегда надо начинать с обсуждения и сравнения достоинств баб.
Квакарл хлопнул меня по плечу зеленой лапищей.
– Пойдем в лагерь! Пить будем.
– Мне нужно повидаться с вашим шаманом, – сказал я. – Не нравится мне, когда убивают благородных троллей. Кентавров не жалко, это же копытные, да еще и лошади, а вот прекрасные и гордые тролли должны жить и метать свободно и безвоздмездно паюсную икру…
– Мы икру не мечем, – обидчиво сказал Квакарл.
– Точно? Ну проклятые кентавры с их низкой пропагандой! Какую клевету возвели!
Квакарл сказал гордо:
– Мы уже давно откладываем яйца!..
– Какой прогресс, – сказал я потрясенно, – и такое замалчивают? Не иначе, как от зависти!
– Еще бы, – сказал он довольно, – нашим женщинам не приходится в муках…
– Потому что вы безгрешные, – горячо сказал я. – Вас Творец не изгонял из рая! Вы всегда оставались любимцами. А кентавры… у-у, жывотныя! Мало в них гвоздей забивают!
– Мало, – согласился он, ошарашенный лавиной хвалебной информации. – Надо бы еще и еще. Я проведу тебя к шаману. А потом будем пить.
Ыгал и Шкрекун шли за нами, а чтоб не пропустить ни слова, буквально наступали нам на пятки.
– У вас справедливая война! – говорил я по дороге горячо и громко. – Никакие жертвы не велики, если за нашу троллиную честь и наше достоинство двоякодышащих троллей. Мы лучше погибнем все до последнего лягушонка, но храм не отдадим!