Кладезь бездны - читать онлайн книгу. Автор: Ксения Медведевич cтр.№ 67

– Народу-то сколько полегло… – пробормотал Сумама.

Взглянул вверх и тут же сморщился: усталым глазам даже неяркое зимнее солнце казалось ослепительным.

– Да, – враз сник юноша. – От Абны не более двух сотен осталось…

– А что Тарик? – осторожно поинтересовался кайсит, прикрывая глаза ладонью.

– Сейид в ярости вскочил на коня и умчался из лагеря прочь, – вздохнул Абид.

Сумама хотел было сказать, что Тарик, ежели он такой умный, пусть головой прошибет Маджарские горы. Ну или махнет им рукавом расступиться, он же у нас по колдовской части великий мастер. Вот пусть и сыграет скалам на дудочке, вдруг они в стороны разойдутся, – словом, Сумама хотел все это разом высказать, но его отвлек сильный шум с правой стороны навеса.

– Кого-то еще раненого несут, – приподнимаясь, сообщил Абид.

Сумама лежал с самого правого краю и понял, что сейчас около него образуется сосед.

Рассмотрев новенького, кайсит вздохнул: живут же люди. И ведь не только сирвал у них есть, у них даже халат есть, очень красивый, белый. Ну, был белый, но ведь его же ж можно как-то отстирать? Хотя вряд ли стирка этому халату поможет, решил про себя Сумама и даже успокоился от завистливых мыслей. Раненый постанывал и кривился, пока его сгружали на циновку: в правом плече торчало обломанное древко стрелы. Порвался, порвался богатый халат, такую дырку никак не заделаешь.

А хорошая стрела была, даже кольчугу просадила. Ибо под халатом у новенького обнаружилась прекрасная, мелкого – хорасанского, небось! – плетения кольчуга, и зависть вновь одолела Сумаму. Подошел лекарь, следом сумеречница. Раненый как-то жалобно, по-собачьи глядел на них, и кайсит понял, что, оказывается, это не вокруг шептались, это раненый все бормотал, бормотал: «А вы меня спасете? А вы точно меня будете лечить? А я не умру?» И все дальше и дальше в этом же духе.

– Что это с ним… – досадливо пожал плечами Сумама.

Абид только отмахнулся:

– Сворачиваемся прям завтра! – Бедуин все еще никак не мог нарадоваться хорошей новости.

Бубнеж раненого, меж тем, перешел в собачье поскуливание, а потом в какой-то собачий привизг – лекарь взялся за стрелу.

Абид недовольно покосился в ту сторону и вдруг просиял: под навес, вздыхая и покряхтывая, заходил почтеннейший мулла Абд-ар-Рафи ибн Салах с большой корзиной сухого хлеба. Сумама тоже вспомнил, что давно не ел.

Они с Абидом уже принялись за свой хушканандж, как снаружи заорали люди и затопали лошади. Кто-то верховой с разгону подскакивал, не иначе. Выглянув наружу, Абид ахнул и чуть не подавился лепешкой. Сумама даже не успел спросить, в чем дело, ибо дело объявило себя незамедлительно.

Сумеречный голос рявкнул по-сумеречному, аураннка тут же метнулась от раненого наружу, затараторила, закланялась, а сумеречный голос зазвенел совсем близко, в этот раз на ашшари:

– Я ищу Джунайда, о ибн Салах! Ты, случаем, не видел его?

Тарик.

К тому же злой Тарик. Впрочем, кто его добрым видел, интересно…

Поглядев на Абида – парень весь сжался и явно испытывал на себе заклинание невидимости – Сумама тоже испугался. Мало ли что…

– Говорят, его видели у…

Сказать, где видели Джунайда, мулла не успел.

Тарик прервал его – очень тихим голосом:

– Что я здесь вижу?

И вот тут Сумама испугался по-настоящему. Потому что в тихом голосе нерегиля он услышал столько змеиной злобы, что разом уверовал в истинность рассказов про Великое Бедствие. Именно таким голосом аль-Кариа, наверное, приказывал стирать с лица земли города.

– Я спрашиваю: что я здесь вижу?

Абид пискнул и уткнулся лицом в землю. Сумама, преодолевая тошнотный ужас, посмотрел вверх. Открывшийся просвет закрывала высокая фигура верхового. В лицо нерегилю Сумама взглянуть не решился. Зато хорошо разглядел широкую спину муллы, когда тот шагнул навстречу Тарику:

– Это раненый, о Тарик.

– Ты ошибаешься, о ибн Салах, – прошипело со спины лошади. – Это труп. Элбег! Дай мне копье!

– Не позволю, – тихим голосом ответил мулла.

И Сумама все понял. Белый красивый халат. Была б зеленая чалма на голове – узнал бы точно. Копье Богини. Бывшее. Посмотрев в сторону кармата, кайсит увидел насмерть перепуганного, дрожащего губами человека. Широко раскрыв глаза, тот неотрывно смотрел на свою смерть в обличье сумеречника.

– Отойди, – мягко приказал нерегиль.

– Не позволю, – тихо повторил мулла.

В страшной тишине звякнул мундштук лошади.

– Что же это получается? – ласково проговорил Тарик. – Мы тут, понимаешь, карматов убиваем, а вы их, получается, лечите? Как мне тебя понимать, о ибн Салах?

– Это просто люди, которым задурили голову, – твердо сказал мулла. – Ты сам это видишь, о Тарик. Это просто человек. Посланник Всевышнего велел проявлять к людям милосердие.

Нерегиль расхохотался, и от звука этого смеха Сумама закрыл глаза – смотреть на мир ему расхотелось.

– Милосе-е-ердие… – издевательски протянул Тарик, отсмеявшись. – Увы, старик. Милосердие не входит в число моих главных добродетелей. Я бы даже сказал, что милосердие вообще не входит в число моих добродетелей. Отойди.

– Нет.

То, что нерегиль занес копье, Сумама почувствовал сквозь веки – всей кожей.

Свистнуло, визгнуло, звякнуло с громким хрустом.

Осторожно приоткрыв глаза, кайсит увидел ожидаемое: сумеречница мертвой хваткой держала сбитого с ног муллу – видно, успела в последний момент оттолкнуть в сторону. Абд-ар-Рафи ибн Салах, впрочем, не сопротивлялся. Он неотрывно смотрел на то, из чего торчало легкое тонкое копье.

– Я же сказал – труп.

С непередаваемым презрением Тарик добавил:

– Ничего-то вы, люди, не умеете довести до конца…

Посмотрев на мертвеца, Сумама тихо отложил в сторону недоеденный хлеб.

Никто не решился сказать ни слова даже после того, как Тарик с джунгарами ускакали. Стук копыт давно стих, но под навесом было всё так же очень, очень тихо.

* * *

Ночь, незадолго до рассвета

Высокая фигура князя четко вырисовывалась на фоне подсвеченного кострами неба. Тарег-сама стоял на пороге, придерживая рукой полог шатра, и глядел куда-то в ночь.

Майеса подумала: хорошо, что нехорошая, бередящая сердце звезда уже скрылась. Каждый раз, когда женщина видела два ее острых рога и золотистый ореол, ей становилось не по себе. И ребенок волновался, поддавал ножками.

Покосившись на прикрытый шелком зимнего платья живот, Майеса улыбнулась. И положила ладонь на полупрозрачную яшму медальона. Бледная зелень камня матово поблескивала в золотой оправе: ханьский мастер придал талисману форму играющего котенка. Тарегу-сама джинн подарил парный амулет – тоже, если вдуматься, кошку. Снежный барс скалил острые зубы, мягко ступал широкими лапами. «Они знают друг друга, зовут друг друга, не бросят друг друга», – умильно промурлыкал Имруулькайс, заглядывая ей в глаза. Майеса долго благодарила: неразлучная яшма – драгоценный подарок. Рассказывали, что, пока фигурки целы, судьбы их владельцев связаны.