Кладезь бездны - читать онлайн книгу. Автор: Ксения Медведевич cтр.№ 106

Гула рассыпалась в благодарностях и снова припала к его ногам.

Имруулькайс видел, что выражение лица у Тарега такое же, как во время разговора с джунгаром. Бесстрастное, разве что чуть презрительное.

Как у богов и ангелов из холодной, ветреной тьмы.

* * *

Лагерь хатибского джунда,

вечер следующего дня

Вертя в руках чашку с кумысом, Элбег, сын Джарир-хана, довольно скалился. В походе вместе с ашшаритским именем он сбросил и ашшаритскую внешность: в грязном веселом степняке никто бы не узнал степенного юношу Убайдаллаха ибн Джарира, посещавшего собрания в Пятничной мечети Харата. Куда девался воспитанный молодой человек в биште из тонкой шерсти и мягких туфлях, поэт и завсегдатай веселых домов? На войлоках сидел бритый, со свисающим на ухо потным чубом джунгар в видавшей виды стеганке, на запястье болтается плеть в ременной петле, в ухе – серьга, а в красных обветренных пальцах с черными ногтями – деревянная царапанная чашка с кобыльим молоком.

– Вот чего ты ржешь во все зубы? Пей-пей, Повелитель жалует, – прошептал ему под локоть старый Толуй.

Толуй ходил в походы еще с отцом Элбега, а уж дед Толуя, да будут довольны им Тенгри и Всевышний, брал хорасанские города под знаменем самого Повелителя. Рассказы деда старый воин помнил хорошо: от них попеременно хотелось то до ветру из юрты выбежать, потому как становилось до усрачки страшно, то вскочить на молодого коня и погнать в степь и там сносить головы – цветущих алых маков или людей, все равно. А потом прижимать на кошме молодую горячую пленницу. Прямо как дед. Тот пригнал из хорасанского похода целый табун коней, стадо овец и толпу рабов обоего пола. Толуй еще застал пару старух, годных только скрести шкуры, на которых показывали и говорили: вот их после осады Нишапура дед выменял на мешочек перца, до того дешевы стали рабы.

Видимо, именно память о дедовых рассказах – в особенности тех, после которых хотелось бежать до ветру, – заставляла Толуя мяться и кукожиться от страха в присутствии Повелителя. Элбегова же память явно не хранила в себе ничего подобного, и тот знай себе хихикал, поплескивая кумысом, скалил белые зубы и то и дело протирал потную бритую голову рукавом: весеннее солнце изрядно припекало, но Элбег, как настоящий джунгар, и не думал сбрасывать ватную стеганку.

Повелитель, меж тем, полулежал на подушках и вяло пригубливал чашку с рисовым ханьским вином. Кумыса, как известно, Повелитель не пил – почему, неизвестно, а Всевышний знает лучше. Рядом с ним на подушке залегал черный кот-джинн и почему-то казался уменьшенной копией господина нерегиля. Наверное, оттого, что тот облачен был в черный халифский кафтан и глядел такими же удлиненными, большими, кошачьими глазами – прямо как в рассказах Толуева деда.

– И вправду, что ты смеешься? – поморщился Повелитель в свою полную чашку.

И сердито выплеснул ее на ковер – не понравилось, видно.

– Я ж с чего смеюсь, сейид! – отхлебнул кумыса довольный Элбег. – Я с ашшаритов смеюсь!

– Да-аа?..

– Жадные они – вот с чего я смеюсь! Если б не ашшаритская жадность, сейид, не нашел бы я господина Меамори, хе-хе, вот и смеюсь…

– Ну говори, говори…

– А что тут скажешь, сейид? – И Элбег снова хлебнул из чашки, проливая на грудь. – Тахир приказал Меамори с Иэмасой взять под стражу, так?

Сейид согласно покивал – и принял из рук мальчишки другую чашку, на этот раз с финиковым вином.

– Взять под стражу, – принялся загибать грязные пальцы Элбег, – заковать и вывезти из лагеря. И где-нибудь в уединенном месте тихо порешить.

– Во-от как, – задумчиво протянул господин нерегиль и прижмурился. – Откуда ж тебе известно про «порешить», о сын Джарира?

– А купец сказал! – счастливо махнул чашкой джунгар – и на этот раз пролил все. – Тьфу, всю кошму заплескал…

– Какой еще купец? – сердито гаркнул Тарег.

– Да вот же ж купец! – махнул освободившейся рукой Элбег и заржал. – Я ж о чем и говорю, сейид! Каид, что вез этих двоих на смерть, оказался страсть какой жадный до денег! И надо же было такому случиться, что этот страсть какой жадный каид повстречал такого же сребролюбца, из тех, что готовы родную маму продать за динар, если его в базарный день торгуют по полному курсу!

– Узнаю ученика харатского медресе по классу словоблудия и хадисов, – пробормотал нерегиль и хлебнул вина. – Валяй, жарь дальше…

– Во-оот, – развел ладонями Элбег, – так они повстречались, сели в окрестностях Манамы под пальмочку…

– Манамы? – удивился Тарег. – Это ж в двух днях пути от аль-Хаджара! Долго искал наш каид уединенное место, ничего не скажешь…

– Вот и я о чем, сейид! – расцвел Элбег. – Только думаю я, что доблестный воин искал не столько уединенное место, сколько знакомого купца. И вот они сели под пальмочку, – и джунгар растопыренными пальцами показал пальмовые листья, мол, «дерево – во!», – и сторговались! Сторговались!

И Элбег счастливо хлопнул себя по колену ладонью.

– Молодцы, – одобрил все нерегиль и снова пригубил из чашки. – Дальше, Элбег.

– В общем, каид заключил выгодную – как он думал – сделку, а счастливый басрийский купец отвесил ему золото и стал обладателем двоих невольников-сумеречников, обученных ратному делу.

– Чудесно, – пробормотал Тарег. – А как ты про все это узнал, о Элбег? И что, во имя сторожевых башен Запада, сталось с тем купцом?

– А узнал я очень просто. – Маска дурашливого веселья разом сползла с лица джунгара. – Тахир – он же просто завистливый идиот, сейид. И взял не того. Не Иэмасу нужно было брать. Уж если кому скручивать на пару с Меамори голову, так это Ариваре. Потому как именно Аривара в Движущейся гвардии ведал шпионской сетью.

– Быстро получили голубя? – тихо поинтересовался Тарег.

– На следующий день после того, как в порт Манамы пришел купец с караваном рабов. За двоих по рукам и ногам скрученных и башкой во вьюк запихнутых сумеречников ему пришлось дать на лапу таможне, и наш человек быстро предупредил, что в задрипанном-задрипанном порту есть темный-темный склад, а за ним стоит старый-старый сарай, в котором…

– Я понял, – резко сказал нерегиль.

– В том-то сарае мы купца и повесили. Вместе со всеми приказчиками. Прямо на балке. Предварительно оскопив.

Тарег в это время отпивал из чашки и потому просто одобрительно покивал, поощрительно приподняв палец.

– Да, сейид. Именно так. Во всем должна быть законность. За контрабандную торговлю рабами полагается именно оскопление, а не отсечение, скажем, головы. Единственно, закон требовал после оскопления утопить их в выгребной яме, но ямы рядом, увы, не оказалось. Пришлось повесить.

– Простительный промах, – отмахнулся нерегиль.

И мягко поинтересовался: