– Так часто бывает, – согласился мистер Доусон, лукаво поблескивая глазами. – Не наше дело, однако, раскручивать их вновь. Каждый член семьи должен постигать все сам. Ты можешь только предложить им совет. И не мешать.
Грегори подумал о Питере, о том, что тот знал, что Элиза не любит его, и…
И не сказал.
Но у Грегори был целый год, чтобы обо всем подумать. Кто кого предал на самом деле?
Он заглянул в алую глубину кларета в своем бокале и вспомнил тот день. Он ни за что не поверил бы Питеру, если бы тот сказал, что Элиза любит Дугала. Ни за что на свете. И Питер знал, что реакция Грегори будет именно такой, потому и не поделился с ним своими опасениями.
Простая правда заключается в том, что Грегори позволил чувству вины и ревности встать между ним и младшим братом. Питер – настоящий Шервуд, наследник дома Брейди. Это ему следовало быть лордом Уэстдейлом, если бы все в этом мире было справедливо.
Он – настоящий сын.
И отличный брат. Он напомнил Грегори, что материнское кольцо особенное. Это Грегори был неправ. Он собирался отдать бесценный подарок леди, которую не любил, – леди, которая не любила его. То кольцо – единственная вещь, оставшаяся от матери, кроме ее улыбки, которую он видел на лице Роберта… и проницательных глаз, которые теперь принадлежат Питеру.
Грегори покачал головой, усмехнулся и отвел взгляд, только бы не смотреть в понимающие глаза своего собеседника.
– Вам надо научиться любить то, что вы видите перед собой, молодой человек, – сказал мистер Доусон, – а не то, что вы ждете – или даже требуете – увидеть.
Грегори повернулся к нему и поднял бокал с кларетом.
– Хороший совет. Одного старшего брата другому.
Грегори подумает над ним.
– Ваше здоровье. – Мистер Доусон улыбнулся и с хрустальным звоном стукнулся своим бокалом о его бокал.
Три долгих часа спустя после того, как он в последний раз видел своего «камердинера» на лестничной площадке, в комнате Грегори приветствовала приятная картина. В камине весело потрескивал небольшой огонь, а на бюро стоял замысловатый канделябр с четырьмя зажженными свечами, отбрасывающими мягкий свет. Еще одна свечка была на прикроватной тумбочке рядом с красиво выложенными на фарфоровом блюде яблоками и синим виноградом. Роскошное алое покрывало откинуто, открывая гору мягких подушек, а с другой стороны кровати ждала открытая бутылка вина, и не с одним, а с двумя бокалами.
Леди Тарстон – непревзойденная хозяйка. Коварная хозяйка. Интересно, подумал он, не является ли леди Дамара одной из ее близких подруг. Грегори надеялся, что нет, ибо последнее, что ему нужно, это целых три недовольных им леди.
Дверь на левой стороне комнаты явно вела в гардеробную. Один лишь взгляд на эту дверь взбудоражил все его чувства. Он ощутил, как всем его существом овладевает вожделение…
Он хочет леди Пиппу Харрингтон.
Да что это с ним такое?
Это же Пиппа. В Лондоне полно дам намного привлекательнее, чем она.
Пиппа, какой бы прелестной ни была, не создана для всего этого брачного ритуала… она не излучает ауру женской тайны. Ей, по всей видимости, это неинтересно. Ее интересуют другие вещи: прекрасное утро, вкусовые качества всех испробованных ею десертов, последние романы, забавные проделки ее любимчиков среди деревенской детворы в Пламтри, состояние дел в Англии и в мире.
Когда она входит в комнату, джентльмены чувствуют себя легко и свободно. Они не сидят, выпрямив спину, на кончике стула. Кровь при виде нее не устремляется из головы в пах. Она из тех леди, которые напоминают джентльмену, что он уже давненько не пил чай и умирает с голоду. Или что ему надо чаще навещать свою бабушку и смешить ее всякими забавными историями, над которыми и сама Пиппа от души смеется.
Она из тех леди, которые напоминают джентльмену, что в глубине души он все еще мальчишка и что он – это не только накрахмаленный шейный платок, начищенные до блеска сапоги, речь, произнесенная им в парламенте и особняк на Гросвенор-сквер.
А еще она та, которая упиралась ладонями в дверь, расставив ноги, и позволяла ему дразнить ее до тех пор, пока не утратила самообладания и не вскрикнула от наслаждения.
Да, это тоже она, Пиппа, и при этом воспоминании его плоть затвердела от желания вновь увидеть ее такой.
Грегори прошагал к двери гардеробной и тихонько постучал. Не получив ответа, медленно повернул ручку и заглянул. Ему хотелось хоть одним глазком увидеть своего камердинера…
Свою Пиппу.
Она не будет ничьей другой, пока Грегори не найдет ей подходящую пару.
Ее распущенные волосы в восхитительном беспорядке рассыпались по подушке. Она лежала на спине, широко раскинув под одеялом ноги, руки раскинуты в стороны и свешиваются с края тюфяка, и…
Неужели он слышит похрапывание?
Да, совершенно определенно, легкое похрапывание, как и приличествует леди…
Леди, которая спит в мужской ночной рубашке. Леди, которая раскинулась на кровати в позе мужчины. Леди, которой понравились те интимные штучки, которые он с ней проделывал.
Грегори улыбнулся. Улыбнулся помимо воли. Рядом с Пиппой он чувствовал беззаботность. Беспечность.
– Бог ты мой! – вдруг вскричала она и резко села. Ее грудь тяжело вздымалась и опадала.
Вот вам и беспечность. Грегори придал лицу нейтральное выражение, граничащее с легкой, профессиональной заботой.
– Прости, я просто хотел посмотреть, как ты. Я же не только твой опекун – неофициально, разумеется, – но и твой нынешний хозяин, и мой долг – позаботиться о твоем удобстве и безопасности.
– О, я это уже заметила. Я собиралась поблагодарить тебя. Весь день, когда ты не досаждал, и не раздражал ужасно, и не разжигал во мне ничем не сдерживаемой, дикой животной страсти, ты прекрасно заботился обо мне. – Она провела ладонью по лбу и макушке, убирая с лица волосы.
– Мне было приятно, – отозвался он. Да, слово «приятно» перевешивало все остальные значения.
– Полагаю, у тебя был интересный вечер? – осторожно заметила Пиппа.
– Да, можно сказать и так. – Леди Дамара дулась на него, но разговор с мистером Доусоном пошел Грегори на пользу. – Однако я рад, что наконец-то лягу в постель.
– Я тоже была рада лечь.
– Не сомневаюсь, что ты тоже интересно провела вечер. Надеюсь, это не было ужасно.
Она покачала головой:
– Ничего такого, чего нельзя было бы вынести, не утратив самообладания.
– Вот и хорошо. – Грегори был рад, что свет камина освещает его сзади и скрывает лицо в тени. Так он мог вглядываться в Пиппу, ища признаки страха или беспокойства, и незаметно, исподволь любоваться ее безыскусной красотой. – Хочу, чтобы ты знала, что даже если бы я не увидел тебя там, на лестнице, я бы никогда не позволил тебе спать в мансарде вместе со слугами-мужчинами.