Бутылка полетела к земле.
Эльфвина проскользила несколько футов и едва не слетела с моста, но все же успела ухватиться за какую-то кость и остановиться. Она взглянула вверх – Костоправ по-прежнему следовал за нею. Девочка отыскала ногой опору и продолжила спуск. Джинкс подлетел к Костоправу, преградил ему путь, надеясь остановить чародея. Но тот прошел сквозь него, словно одолевая сопротивление глубокой воды. И Джинкса охватило какое-то муторное, зыбкое ощущение.
Бутылка с Симоном внутри все еще падала. Джинкс подлетел к ней, попытался схватить – и вроде бы схватил. Однако бутылка, медленно переворачиваясь, пролетела сквозь его руку.
Не сбавлявший ходу Ривен успел оказаться прямо под ней, поймал ее и, даже не осмотрев, сунул в карман. Эльфвина, наконец, соскочила с моста на землю, и Ривен поспешил к ней.
Джинкс смотрел, как Ривен с Эльфвиной бегут, расплескивая воду, к его телу, – это ведь его тело валяется там, верно? Смотреть на него было неприятнее, чем в тот раз, когда его убивал Симон. Как-то странно оно изогнуто…
Эльфвина плакала, лицо Ривена побелело. Джинксу стало жалко обоих. Ему захотелось сказать друзьям: не терзайтесь, я здесь, над вами, все хорошо, – он и попытался, но обнаружил, что не способен издать ни звука. Тогда он взлетел повыше и увидел за островом Костоправа, несущуюся меж берегов реку. Две человеческие фигуры бежали вдоль берега к острову. Вернее, бежала одна – другая перемещалась гигантскими скачками.
Джинкс полетел назад, предупредить Эльфвину и Ривена, что к ним приближается кто-то еще. Ривен как раз снял с его тела ладони. Костоправ спускался по Костяному Мосту – медленно, задом, аккуратно переставляя ноги, чтобы те не соскальзывали с костей. Пора бы Эльфвине и Ривену убраться отсюда. Да и ему, Джинксу, тоже – но как? Он ведь теперь сам по себе, а тело его – само по себе.
– Бегите! – крикнул Джинкс. Вернее сказать, попытался крикнуть, но не смог издать ни звука.
Ривен распрямился, уперся ладонями в колени, и на них остались два багровых отпечатка. Он поднял взгляд вверх, на Костоправа, и глаза его были холодны, как алмазы.
– Я убью тебя, гнусный мерзавец! – совершенно спокойно произнес он и, встав с земли, направился к мосту.
Неужели он собирается подняться к Костоправу и сразиться с ним в воздухе? Это наверняка закончится плохо. Джинкс стремглав спикировал вниз, раскинул руки, чтобы остановить Ривена. Однако Ривен прошел сквозь него. И снова у Джинкса возникло зыбкое ощущение – как будто он был водой, что шла волнами, завивалась за спиной вошедшего в нее Ривена.
– Ривен, стой! – закричала Эльфвина.
Джинкс попытался остановить и девочку, хоть знал уже, что сможет лишь немного замедлить ее движения. Эльфвина сделала шаг – и вдруг замерла точно внутри него. Джинкс трепетал и бурлил вокруг нее, не способный собраться, сосредоточиться. Все, что происходило после, воспринималось как смазанные, подернутые рябью образы, а голоса звучали, точно под водой.
Ривен снял со спины прикрепленный ремнями топор, раскрутил его над головой и перерубил веревки, которыми крепился Костяной Мост. Тот заколыхался в воздухе, словно жутковатая лента, и с размаху врезался в обрыв. Костоправ получил хороший удар, но кость, за которую в этот миг держался, из рук не выпустил.
На другом берегу показались, крича, два человека.
– Джинкс! – один из них был Симон. Он бросился вброд через мелкий рукав реки к лежавшему на камнях телу Джинкса.
Маслобойка Дамы Гламмер совершила могучий прыжок и приземлилась рядом с Эльфвиной, сама же Дама сквозь взбаламученные волны, в которые превратился Джинкс, протянула руки к внучке. Прижав Эльфвину к себе, Дама Гламмер скакнула туда, где у тела Джинкса стоял на коленях Симон.
Теперь Джинкс снова обрел способность видеть и слышать все ясно. Он подплыл к людям, окружившим тело, и, наконец, разглядел его. Зрелище оказалось не из приятных.
Лицо у Симона было цвета пергамента, – наверное, боль от раны продолжает мучить его, подумал Джинкс.
– Боюсь, здесь уже ничего сделать нельзя, – сказала Дама Гламмер.
Симон обернулся к ней:
– Заткнись! Если бы ты не послала его сюда…
– Манеры, Симон, манеры, – это был голос Костоправа. – Разве я не объяснял тебе множество раз, насколько важны хорошие манеры?
Он висел, вцепившись в бедренную кость, на мосту, в тридцати футах
[26]
над их головами. Мост свисал вдоль стены обрыва, как веревочная лестница.
– Заткнись и ты, – ответил Симон. – Тобой я займусь попозже.
– Не понимаю, чем ты расстроен, – сказал Костоправ. – У тебя же осталась бутылка с его жизнью, не так ли? Хотя, должен сказать, я никогда не думал, что ты сумеешь справиться с таким сложным заклятием, Симон.
– Нишкни!
На Костоправа Симон не смотрел, он не сводил глаз с Джинкса, которого это немного смущало, поскольку тело его выглядело не лучшим образом. Джинкс предпочитал смотреть на кого угодно, только не на себя – на Даму Гламмер, стоявшую в своей маслобойке, на Костоправа, висевшего на мосту, на Эльфвину, которая вглядывалась в лицо Симона так, словно пыталась понять, такой же ли он злой, как Костоправ, на Ривена, который стоял с топором в руках прямо за спиной Симона…
Джинкс опять попытался закричать, увидев, как Ривен заносит топор над головой. Но никто его не услышал – кроме Дамы Гламмер, тут же оторвавшей взгляд от тела.
Джинкс, бросившись вперед, попытался оттолкнуть Симона, но оказался внутри чародея и перед глазами все опять замутилось. Сквозь затылок Симона он видел, как неторопливо опускается поблескивающее лезвие топора, и ощущал совершенную беспомощность.
Палка Дамы Гламмер хлестнула по рукам Ривена. Топор пролетел по воздуху несколько ярдов и рухнул наземь.
Симон, круто поворотясь, заморозил одежду Ривена. Затем встал, шагнул, освободив Джинкса, к Ривену и ухватил его за ворот:
– Кто ты?
– Он не может этого сказать, – ответила за Ривена Эльфвина.
– Конечно, могу. Я Ривен. Убери руку, злой чародей.
– О небеса, даже если он злой, он всего только Симон, – сказала Дама Гламмер. – И рубить его топором ты не вправе.
– Ты злой, Симон? – спросила Эльфвина.
– Нет, конечно, – резко ответил Симон. – Скажи, девочка, это не одеяла там лежат?
– Одеяла.
– Принеси их.
Взгляд Эльфвины так и остался недоверчивым, но одеяла она принесла.
– Ты собираешься похоронить в них Джинкса?
– Разумеется, нет! Сложи каждое вдвое и расстели по земле.
– Зачем? – спросила Эльфвина.
– Ты когда-нибудь делаешь то, что тебе говорят?