– Города сдаются, – напомнил я, – но рыцарские замки еще предстоит завоевывать! Там места для подвигов хватает. Мы должны доказать, что наша культура культурнее, а наша одухотворенность одухотвореннее.
Зигфрид сказал задумчиво:
– Тролли у них есть?
– Есть, – ответил я неохотно.
– А гарпии?
– Не замечал, – ответил я в недоумении. – А зачем они вам?
– Да не мне, – ответил Зигфрид. – Все хотел посмотреть, как с ними обращается сэр Растер.
Члены городского совета дождались, когда я слез с коня и подошел с ним, улыбаясь во весь рот. Лоренс Агендер все косился на огромное войско, лицо было мрачнее грозовой тучи.
– Посмотрите, – сказал я бодро, – по-деловому. Всем им нужно пить и есть, а также понадобятся какие-то товары. Разве это не возможность поживиться на военных поставках? Я вас не узнаю, дорогой Лоренс. Вон мастер Пауэр уже все ухватил, видите, как лоб морщит, прибыль подсчитывает?
– Или убытки, – проговорил Лоренс с тоской. – Мы не мелкие торговцы, нам нужна стабильная прибыль, а не спекулятивная.
– Будет, – пообещал я. – Все будет. Возвращайтесь и… начинайте. Как мы и договорились.
Глава 11
Ближе к вечеру, обустроив лагерь для сбора войска, я отправился в город, захватив осчастливленного вниманием Бобика. К моему удивлению, со мной, помимо Растера и барона Альбрехта, напросился и Макс. Жажда увидеть море пересилила страсть вникать во все мелочи обустройства своих кнехтов.
При въезде в город я с облегчением перевел дыхание. Напрасно члены городского совета так трепетали при нашем появлении: горожане продолжают свой нескончаемый праздник, как будто нигде никакой войны, никаких кровожадных варваров.
Мы ехали посреди улицы, все в железе, такие непохожие на остальных горожан, но к нам абсолютно бесстрашно обращались как подвыпившие гуляки, так и бесстыдные женщины, откровенно предлагая услуги. Таверны на каждом шагу, отовсюду музыка, трижды мы проехали мимо пляшущих, видели бродячих актеров, жонглеров, успели взглянуть на кусочек представления.
У Макса едва не отвертелась голова, в глазах восторг вперемешку со стыдом и отвращением. К набережной поехали напрямик через центр города, на площади толпится народ, я воспользовался случаем и, привстав на стременах, воздел призывно руку.
Нас окружили, стараясь не особенно близко подходить к страшноватому Бобику, остальные издали повернулись в нашу сторону.
– Граждане славного города Тараскона! – прокричал я зычно. – Я, Ричард Длинные Руки, горжусь тем, что я ваш бургграф!.. Все мои лорды полагают, что титул графа, которым я изначально наделен по рождению, как сын герцога Готфрида Валленштейна, гораздо выше, чем бургграфство в вашем городе!..
Я перехватил быстрый взгляд барона Альбрехта. Когда-то и он мне такое сказал, но я миролюбиво заметил, что не следует смешивать мягкое с теплым, это, дескать, разное.
– Эти люди не понимают, – крикнул я, – что гораздо почетнее получить что-то заслуженно за свою работу, за свой ум и вообще за сделанное, чем просто в наследство!.. Наследство может получить любой дурак. Мы видим, как и среди графов хватает идиотов, а вот стать бургграфом… это надо заслужить! Этого надо добиться! И потому быть бургграфом намного выше не только урожденного графа, у которого только и есть, что двадцать поколений знатных предков, но даже самого короля!.. Я благодарю вас за доверие!
Толпа орала и подбрасывала в воздух шляпы. Мы проехали с площади вниз в сторону набережной, барон Альбрехт сказал, морщась:
– Теперь они ваши. В зад будут целовать, детей назовут вашим именем. Уж польстили им так польстили… А нужно было?
Макс и Растер тоже поглядывали с неодобрением.
– Барон, – сказал я с великим удивлением. – Я вас не узнаю! Ничто не стоит так дешево и не ценится так дорого, как вовремя сказанный комплимент. А я высыпал их целый мешок.
Он проворчал:
– Мне кажется, слишком уж вы…
– Все-таки простолюдины, – добавил Растер с презрением.
Макс посмотрел на них и сказал несмело:
– У них нет чести.
– Зато есть деньги, – возразил я, – умение и желание работать. Просто нужно каждого использовать там, где принесет наибольше пользы. Благородного человека на благородной работе, отважного – на охране наших священных границ, трусливого – на строительстве укреплений, умного – в дипломатии, умеющего рисковать – в торговле…
Барон пробормотал:
– Ну, если это у вас получится…
– А почему нет?
– Потому что отважный, – сказал он брезгливо, – лезет умничать, торговец прет в дела благородных, трус учит дипломатии… и так далее. Всех будете бить по головам? Руки отвалялся.
– Выстроим систему, – заверил я, – чтобы сами били по головам друг друга. А то и сами себя! Тот, кто не думает о будущем, у того его и не будет. Я – гроссграф, а теперь еще и лорд-протектор завоеванных…
– Захваченных, – поправил сэр Растер гордо.
– Освобожденных, – возразил барон Альбрехт с укоризной.
– Погрязших, – уточнил Макс с суровостью истинного сына церкви, – но приобщаемых к истинной вере.
Я слушал, поворачивал голову, определений становится все больше, наконец прервал:
– Будущее нельзя предвидеть, но его можно сделать. Сейчас мы меняем будущее королевства. Надеюсь, в лучшую сторону.
– Чем дальше будущее, – пробормотал барон, – тем лучше оно выглядит. Но королевство – да, вот оно. Раньше, чем ожидали.
– Не королевство, – возразил Растер. – Еще предстоит как-то освобождать его от варваров! А потом, боюсь, и саму столицу… от законного короля. А это уже не шуточки.
– Большая часть в наших руках, – заявил Макс гордо. – Теперь ждем решений сэра Ричарда. Что делать и как делать.
– И кого делать, – сказал Растер. – Ух ты. Красота какая!..
Открылся вид на бухту, даже я ощутил, что впечатлен. Лес мачт стал гуще, прибавилось бараков, под открытым небом белеют горы свежеоструганных досок, отдельно аккуратными штабелями уложены бревна с просмоленными концами. Народ снует как мастеровой, так и великое множество грузчиков. Могучие волы трудно тащат тяжело груженные телеги, возчики идут впереди и с такой мрачной решимостью тянут за собой животных, словно заодно волокут с ними и телеги.
Где-то в другом мире ветхие дома, полусгнившие лачуги, покосившиеся от старости строения, а здесь все дышит свежестью нового мира. Даже перекрикиваются строители звонко и молодо, а молотки и топоры стучат часто и весело.
Одуряюще пахнет свежей смолой, свежим хлебом, свежим деревом – все здесь свежее, только что привезенное или только что полученное из хлебопекарен, красилен, кожевен, а также выращенное неподалеку на огородах. По-особому пахнут паруса, их чем-то пропитывают для большей плотности и прочности, и, конечно, везде проникает аромат рыбы: свежей, копченой, вареной, сушеной…