— Я действительно ничего не понимаю! О чем вы?! Побойтесь Бога!
— Михаил Павлович, прекратите!
— У вас есть хоть какие-то доказательства? Приведите их! — потребовал он.
— Думаю, в данном случае лучше опираться не на доказательства, а на здравый смысл, — сказала она. — Понятно, что до тех пор, пока кассета находится у меня, я буду в числе ваших самых опасных врагов. Разве не так? Так! А мне это совсем не нравится. От такого противостояния я чрезвычайно устала, и дальше будет только хуже! — Лицо политика все еще оставалось обиженным, но он уже не перебивал, явно почувствовав, что досаждавшая ему проблема может разрешиться вполне благополучно, да к тому же очень скоро. — Чтобы покончить с этим раз и навсегда, предлагаю вам взаимовыгодный обмен! — рубанула сплеча Тамара. — Я передам вам пленку, а вы…
— А я?
— А вы заплатите мне за это сто тысяч долларов!
Теперь брови Дергачева встали домиком и взлетели почти под самые волосы.
— Сто тысяч долларов?! — с картинным испугом переспросил он, прижимая руки к груди.
— На меньшее я не соглашусь! — подтвердила Тамара.
Ее собеседник на глазах изменился. Он гневно раздул ноздри, тяжело и часто задышал.
— Я-то думал, что вы — невинно пострадавшая, нуждающаяся в сочувствии и защите женщина. Так сказать, жертва обстоятельств! — брезгливо бросил Михаил Павлович, — а вы… вы просто хищница! Своего не упустите!
— О, господи! Как мне все это надоело! Учтите, я знаю весьма пикантные подробности из вашей личной жизни, и разыгрывать передо мной оскорбленное достоинство нет никакого смысла.
Однако Дергачев не оставлял надежды еще что-нибудь выторговать для себя. Этому Михаила Павловича научила богатая политическая практика. Даже в самой критической, проигрышной ситуации надо искать у соперника слабые места, склонять его к компромиссам.
— Послушайте, — сказал он, — давайте прежде всего уточним, о чем идет речь. В ваши руки случайно попала очевидная, грубо сработанная фальшивка, которую вы хотите продать мне за умопомрачительную сумму.
Тамара усмехнулась:
— Во-первых, для вас эта сумма не является умопомрачительной. А во-вторых, на кассете засняты именно вы в компании двух молоденьких смазливых проституток. Так да или нет?! Спрашиваю в последний раз!
— Вы что, проводили экспертизу?
— В данном случае она абсолютно не нужна.
— И все же…
— Прощайте. — Тамара сделала вид, что встает.
— Сядьте!
— Так да или нет?!
— Да! Да! Да! — сдался он.
— Ну вот и отлично.
Дергачев благородно попыхтел, еще раз поправил галстук, вытягивая шею, а потом спросил, сохраняя недовольное выражение лица:
— Когда и где состоится обмен?
— Завтра. Около одиннадцати я вам позвоню и скажу, куда вы должны будете подъехать с деньгами.
— Ну уж нет, дудки, сам я не поеду! — запротестовал хозяин кабинета.
— Или вы приедете сами и именно завтра, или кассета окажется в редакции одной из центральных газет! — отчеканила Тамара.
— Вы просто чудовище!
— Не большее, чем вы. Вы что, еще раздумываете?! Чувствую, вас все-таки надо проучить!
— Ну хорошо, хорошо! — буквально завизжал Михаил Павлович. — Я согласен!
— Прекрасно! Указанную мною сумму упакуйте в белую бумагу и, когда будете передавать мне сверток, не говорите, что находится внутри. Кругом подслушивают и подсматривают. Впрочем, не мне вам это говорить… Да, и не вздумайте положить туда резаную бумагу или старые газеты. Вам это обойдется раз в десять дороже.
Не давая Дергачеву что-либо возразить, Тамара поднялась и вышла из кабинета.
Глава 23
Следующим пунктом в Тамарином плане стояла встреча с Марковым. По всем предварительным прикидкам, она, конечно, должна была оказаться гораздо сложнее, чем встреча с Дергачевым, и прежде всего в моральном плане. Чтобы не наделать глупостей, нужно было зажать все свои чувства в кулак, постараться быть хладнокровной, расчетливой и не вцепиться ему ногтями в лицо в первую же секунду.
Когда Тамара дозвонилась до Маркова, тот первым делом встревоженно воскликнул:
— Куда ты пропала?!
В его озабоченном голосе, казалось, не было ни капельки фальши. Он вроде бы действительно беспокоился о близком, любимом человеке. Но теперь-то уж Тамара точно знала, что этот человек лжет и что на нее ему наплевать!
— А что случилось? — не очень дружелюбно, но достаточно спокойно поинтересовалась она.
— В общем-то ничего. Просто я сегодня позвонил тебе на работу — хотел пригласить поужинать где-нибудь вечером. Но, как ты понимаешь, тебя не застал.
— Я отпросилась…
— Да, мне сказали, что ты заболела. Но ни твой домашний телефон, ни мобильный не отвечали. Естественно, я начал немного волноваться. Подумал, что тебя забрали в больницу. Так как ты себя чувствуешь?
— Прекрасно. Мне надо было решить пару срочных вопросов, — туманно пояснила она, — а так как мой начальник ни в жизнь меня с работы не отпустил бы, пришлось что-то выдумывать. Отсюда возникла моя болезнь. Мобильный же отключила потому, что у меня были важные переговоры.
— Все прошло нормально?
Вопрос был задан как бы вскользь, как бы из обыкновенной вежливости, мол, ты упомянула о какой-то встрече, вот я и спросил. Однако Тамара поняла, что Марков сгорает от любопытства узнать, с кем же она виделась? Что за дела появились у нее вне работы и почему они такие срочные? Вроде бы ничего об этом она ему не рассказывала.
— Да, все прошло хорошо, — отделываясь общими фразами, продолжала Тамара мучить его. — Кстати, мне с тобой тоже надо как можно быстрее увидеться и поговорить.
— Какие проблемы?! Буду только рад. Приезжай ко мне. Я сейчас дома.
— Нет-нет. Лучше состыкуемся где-нибудь в городе. Мне так будет удобнее.
— Ты все же сегодня какая-то странная. — В его голосе появились подозрительные нотки.
— Я не странная, а до смерти замотанная. Давай встретимся в галерее «Актер», — решительно пресекла она опасную дискуссию. — Там на самом верхнем этаже есть симпатичное кафе. Представляешь, где это?
— Конечно.
— Прекрасно. Подъезжай туда… ну так это минут через сорок. Ты успеешь?
— Да.
— Тогда до встречи.
Сама же Тамара к назначенному месту прибыла заранее. Надо было найти удобную стоянку для своей машины — рядышком с галереей и чтобы никто не смог заблокировать выезд. В общем, она готовила надежные пути отступления, ей не хотелось, чтобы в самый решающий момент помешала какая-нибудь глупая случайность.