— СС, СС-оберштурмфюрер, — нетерпеливо бросил Гейдрих. — И в СС нашлись предатели! Немедленно поезжайте: вы и так потеряли кучу времени.
* * *
На звонок в квартиру двенадцать по Ляйпцигерштрассе, четырнадцать, дверь открыл высокий мужчина в мундире СС. Единственная нестыковка: он был в мундире со знаками различия СС-унтерштурмфюрера. Вахман на секунду замешкался, но отметил, что эсэсовец держит правую руку за спиной. Вахман улыбнулся и спросил:
— Господин барон фон Штернберг?
— А какого черта… — начал было эсэсовец, но Вахман выхватил свой «Ортгис» и выстрелил в эсэсовца трижды. Эсэсовец рухнул на пол. В руке, которую он скрывал за спиной, действительно оказался «Люгер». Вахман довольно усмехнулся: полицейское чутье его никогда не подводило!
Из-за спины Вахмана высунулся шарфюрер Гешке и изумленно воскликнул, глядя на тело:
— Да это же Раймлинг из гестапо! Что он тут делал?!
— Вы уверены? — повернулся к нему Вахман.
— Еще бы! — воскликнул Гешке. — Мы сидели утром в машине на Принц Альбертштрассе, а он подошел к нам и сказал: «Я из гестапо, унтерштурмфюрер Раймлинг, мне нужен обершарфюрер Далке». А я сказал, что Далке в другом грузовике, и он ушел.
Вахман склонился над еще живым Раймлингом и спросил:
— Где барон фон Штернберг?
Раймлинг попытался ответить, но изо рта у него пошла кровь.
— Все, уже ничего не скажет, — констатировал один из эсэсовцев.
— Обыскать квартиру, — приказал Вахман.
Эсэсовцы обшарили всю квартиру, проверили подвал и чердак, но никого не нашли.
Вахман понял, что произошло нечто незапланированное, но что именно — оставалось загадкой. Единственное, что он мог сказать определенно: надо немедленно ехать к Гейдриху, только он может разрешить эту ситуацию.
— Гешке, останьтесь здесь и никого не впускайте без личного разрешения бригадефюрера Гейдриха. Ясно?
— Так точно, унтерштурмфюрер!
И Вахман помчался к Гейдриху.
* * *
Гейдрих выслушал доклад Вахмана с непроницаемым выражением лица. Он постучал карандашом по столу и спросил:
— Вы уверены, что фон Штернберга не было дома?
— Мы обыскали всю квартиру, подвал и чердак. Возможно, следовало опросить соседей, это можно сделать и сейчас…
— Нет, это лишнее, — не одобрил Гейдрих. — Вряд ли он там до сих пор прячется.
— Жаль, что Раймлинг не смог сказать, что он там делал, — посетовал Вахман и тут же счел необходимым покаяться: — Это моя вина, бригадефюрер!
— Бросьте посыпать голову пеплом, — поморщился Гейдрих. — Я сам определяю, кто в моем аппарате прав, а кто виноват. Забудьте про Раймлинга и Штернберга, теперь это не ваше дело, понятно?
— Так точно, бригадефюрер!
— Идите и напишите рапорт, подробный рапорт о происшедшем. Отдадите рапорт мне и отправитесь отдыхать. Хайль Гитлер!
Выйдя из кабинета Гейдриха, Вахман понял: убийство Раймлинга и неудачу со Штернбергом Гейдрих ему простил. Но вот какие выводы сделал шеф из инцидента? Этого Вахман не знал и это его угнетало.
Глава 12
Генрих Герлиак
Вайсрутения
Покончив с участием в крайне неприятном и пагубно действующем на личный состав деле, я немедленно отправил всех находившихся в моем распоряжении людей в Коссово. Рудаков, впрочем, предложил вначале выяснить: пригодны ли для проживания постройки коссовского замка Пусловских. Но я с иронией поинтересовался:
— Тебе хочется поучаствовать еще в одной акции? Пока мы не приступим к охране объекта, нас так и будут отправлять на самую дерьмовую работу! И что нам замок? Сейчас лето, будем ночевать в палатках.
Рудаков согласился со мной, и к полудню следующего дня наша колонна въезжала в Коссово: типичное польское местечко. В силу этого чуть ли не половина города была превращена в гетто и его явно собирались ликвидировать теми же методами, которыми на днях ликвидировалось гетто в Слониме. Поэтому я твердо решил: не задерживаться в этом городишке ни на минуту более того, чем требуется. А требовалось: разыскать гебиткомиссара и получить проводника, который доведет нас до коссовского замка, бывшего имения магнатов Пусловских.
На выполнение моего плана потребовалось немного времени: уже через полчаса после того, как мы въехали в Коссово, мы уже покидали этот городок. Впрочем, назначенное нам место дислокации находилось всего в паре километров от города.
Замок Пусловских произвел на меня сильное впечатление: на невысоком — метров пятнадцать-двадцать — холме возвышались величественные готические башни, объединенные одноэтажной (но кажущейся очень высокой благодаря устремленным ввысь готическим формам) постройкой, стилизованной под средневековые оборонительные сооружения. Направленный с нами гебиткомиссаром проводник рассказал, что замок построили в тридцатых годах девятнадцатого века, а после очередного восстания польских инсургентов, которое имел неосторожность поддержать магнат Пусловский, замок был конфискован и продан русским аристократам князьям Трубецким. Польское правительство и пришедшая на смену ему советская власть использовали замок для размещения различных учреждений. Что и чувствовалось в интерьере: войдя в замок, я был разочарован контрастом роскошного внешнего вида и убогим местечково-казенным убранством внутренних помещений.
На входе нас встретил невысокий, плешивый и насквозь пропитанный страхом человечек, представившийся смотрителем местного краеведческого музея.
— Тут есть музей? — удивился я.
Человечек, захлебываясь от волнения, начал было перечислять великих (с его точки зрения, разумеется) людей, которые бывали в этом замке.
— Как ваша фамилия? — бесцеремонно перебил я незваного экскурсовода.
Тот поперхнулся очередной фразой и с трудом выдавил:
— Виндовский, Станислав Виндовский… к вашим услугам, пан офицер!
Мне показалось странным его демонстративное подобострастие и я решил прощупать его. Чтобы огорошить его, я обратился к нему по-польски:
— Слушайте, пан Виндовский! Идемте в комнаты, в которых вы рекомендуете мне организовать личные кабинет и спальню — и если они действительно понравятся мне, то мы раздавим бутылочку отличнейшего бимбера.
Виндовский уронил челюсть до пола: он явно не ожидал от офицера СС знания польского языка. Должен с удовлетворением отметить: проведенные в Польше почти полтора года не пропали даром. Впрочем, мне достаточно легко учить славянские языки, поскольку я с детства владею русским, как родным.
Виндовский подготовил для меня прекрасную анфиладу: спальня, кабинет, приемная, в которых мебель явно осталась с «дореволюционных времен», прекрасных времен магнатов Пусловских и князей Трубецких.