Мораль и разум. Как природа создавала наше универсальное чувство добра и зла - читать онлайн книгу. Автор: Марк Д. Хаузер cтр.№ 151

Хотя многих животных можно стимулировать к совершению ответных действий, они либо слишком бестолковы, либо искушение не совершать таких действий слишком велико, либо давление отбора слишком слабое.

Изучение взаимовыгодного альтруизма у животных приводит еще к одному выводу. Для каждого из рассмотренных видов (за исключением зеленых мартышек, у которых, очевидно, есть обмен в уходе друг за другом и в оказании коалиционной поддержки) все примеры взаимовыгодного альтруизма включают получение «прибыли» лишь одного типа, в рамках одного контекста, а промежуток времени для обмена очень короткий. Так, летучие мыши-вампиры обмениваются кровью, но они не обмениваются чем-нибудь другим. Капуцины разрешают брать еду, если им помогли ее получить, но нет данных о том, что они в обмен на это подают сигналы тревоги, связанные с появлением хищника, или помогают создавать коалиции, или участвуют в обмене другого рода (например, уходе друг за другом или воспитании потомства). Правда, де Ваал описывает, как шимпанзе ухаживают друг за другом и обмениваются едой, но его анализ не указывает на связь между количеством еды, которую одно животное отдает, и тем, сколько времени тратит другое животное на уход за ним. И во всех этих примерах обмен занимает чуть более нескольких минут или в лучшем случае один-два дня.

Если взаимообмен у животных существует, то он основан на жестких правилах, которые регулируют, как взаимодействовать в привычных условиях с конкретным предметом в пределах короткого времени, отведенного на взаимодействие. По существу, в нем нет неопределенности и отвлеченности, которыми отличается взаимообмен у людей, а также нет потенциала для поддержания отношений во время относительно долгих перерывов между актами взаимообмена. Почему существует такой разрыв между нами и животными? Ответ появится, как только мы разделим взаимообмен на составные части и поищем те, которые есть только у нашего вида.

Напряженные отношения между представителями довоенных старых богатых семей и возникшим после войны классом нуворишей находятся в центре романа Эдит Уортон «Время невинности», получившего Пулицеровскую премию. Это роман о Нью-Йорке конца девятнадцатого века. Ключевым для всех противоречий было разное представление о браке: каким должен быть брак, как его надо заключать и как в нем жить? У женщин и мужчин из высших слоев общества роли в браке были четко определены. Женщины занимали второстепенное положение. Мужчины зарабатывали деньги или тратили семейное наследство. Они могли делать со своим временем все, что им захочется, а женщины должны были поддерживать мужей, шикарно выглядеть, рожать детей и развлекаться. Отличительным признаком этих отношений было неравенство. В начале книги Арчер представляет себе традиционный брак, в котором он выступает в роли учителя, а его жена — в роли ученицы. Эти мечтания наполняют его медовый месяц: он едет с женой на итальянские озера, чтобы приобщить ее к поэзии. Вскоре идеалистическим представлениям Арчера о браке приходит конец: он узнает о несчастном браке своей приятельницы Эллен с графом Оленски. Арчер выступает в ее защиту, утверждая, что у женщин должно быть больше свободы в браке, больше справедливости. «Женщины должны быть свободными — такими же свободными, как мы», — заявляет он [366] .

Представления о справедливости выходят далеко за рамки брака, проникая почти во все сферы жизни человека. Они являются составной частью юридических решений, спортивных и других соревнований, вопросов занятости, заработной платы, военных действий и менее глобальных, ежедневных отношений, в которых есть кооперация. В основе политической философии Джона Ролза лежит принцип, который гласит, что справедливое общество — это общество, которое строится на основе законов. Психология справедливости у нашего вида состоит из множества компонентов, включая некоторую способность вести учет, распространять влияние субъективных ценностей на разные сущности и действия, узнавать, когда возникло неравенство, отличать случайное действие от умышленного действия и отступничества, определять, когда несправедливое действие заслуживает кары. Разделяем ли мы с наиболее смышлеными животными всю эту философию или только ее часть?

Замечательный пример честной игры есть в наблюдениях биолога Марка Бекоффа. Он следил за играми молодняка семейства собачьих — собак, койотов и волков [367] .

Все, кто имеет собак, знают, какие это игривые создания, особенно щенки. Собаки воспроизводят разные движения, из последовательности которых состоит игра, в том числе приглашение поиграть и сигнал, что это намерение является дружелюбным, а не агрессивным. Похожие движения есть у волков, что неудивительно, учитывая эволюционное происхождение наших домашних питомцев. Кажется, что у собачьих есть правила, которыми определяется порядок игр. Если игроки отличаются по возрасту, размеру и силе, ожидается, что тот, у кого есть какое-либо преимущество, возьмет на себя самую сложную часть игры, позволив младшим занять более выгодное положение, играть не в полную силу и бегать не слишком быстро. Задержка со вступлением в игру является социальной нормой. Особи, которые ее нарушают, оказываются вне игры, сидящими в уголке, в полном одиночестве, в то время как все играют с более благоразумными партнерами. Те койоты, которые не придерживаются правил игры, имеют гораздо больше шансов покинуть свою стаю, чем те, кто играет по правилам. Различия между теми, кто следует нормам, и теми, кто их нарушает, связаны с генетической изменчивостью, которая является необходимым условием естественного отбора. В исследовании Бекоффа особи, которые нарушают правила игры и покидают свои стаи, умирают в два раза чаще по сравнению с теми, кто придерживается правил. Лучше играть по правилам.

Наблюдения Бекоффа, а также другие исследования совместных действий позволяют предположить, что у животных, возможно, есть какое-то чувство несправедливости. В его основе лежит способность порождать надежды и затем негативно реагировать, если ожидание кем-то или чем-то нарушено. Эксперименты Тинкелпоу, упомянутые в последней главе, заставляют задуматься. Когда макака резус наблюдала, как экспериментатор прятал банан под одной из чашек, а потом тянулась к этой чашке с бананом и вместо него находила лист салата латука, она реагировала с раздражением и заметным разочарованием. Чтобы так реагировать, макаки резус должны создать у себя ожидание, помнить о нем и потом установить, соответствует ли их ожидание тому, что получилось в итоге, или оно было нарушено. Они должны знать, на каком-то уровне, когда нечто происходит не так. Это первый фактор в эволюции животного, который оно способно обнаруживать как несправедливость (нарушение равенства) .

Второй фактор касается некоторой меры стоимости вознаграждения. Если предположить, что одна мера стоимости связана с количеством доступных продуктов питания, тогда исследование анализа животными этого показателя предоставляет данные, подтверждающие, что животные могут обнаружить количественные нарушения [368] .