Я внимательно посмотрел на пленника.
– Миртус, мне иногда кажется, что он все же человек благородного сословия. Потому после обязательной программы подвергни его еще и утонченным пыткам. Изысканным!
Миртус молча кивнул, а палач спросил непонимающе:
– Куртуазным?
– Можешь и куртуазным, – разрешил я. – Это простолюдина будешь молотком по ногтям, а человеку благородному надо либо иголки под них же, либо красиво сдергивать щипцами.
Он чесал затылок:
– Ваша светлость, но мы ж не знаем, благородный он или нет.
Я вздохнул:
– Да, молчит… Ладно, тогда, чтоб не ошибиться, сперва как простого, а потом как благородного. Только пусть сперва Миртус снимет с него защиту от боли, а то некоторые трусы стараются себя защитить, хотя настоящие мужчины так не поступают! Они без всякого обезболивания смотрят даже в глаза зубному врачу… Кстати, пусть ему спилят зубы до самых десен. Это такая изысканная, даже, не побоюсь этого слова, куртуазнейшая боль!
Пленник заметно побледнел, а палач с довольным видом взял молоток и посмотрел на тонкие пальцы пленного с красивыми ногтями.
– Значит, я сперва расплющу, а иголки потом?.. Красота… Как-то в детстве попал себя молотком по пальцу, вот с тех пор помню и считаю, что это такое… такое… удовольствие! Когда не тебе, а ты кому-то… га-га-га!
Я сказал пленнику сочувствующе:
– Не хотите что-нить сказать?
Я видел по его лицу, что ему отчаянно хочется сказать, все выложить, во всем признаться и даже написать обращение к своему королю с просьбой о выкупе, но, увы, благородство происхождения накладывает печать на все естественные, что значит трусливые позывы души.
После недолгой борьбы он проговорил надменно:
– С быдлом не разговариваю.
Заскрипела дверь, в подвал спустился барон Альбрехт. Со ступенек помахал рукой.
– Я не помешаю?
– Если не броситесь защищать, – ответил я.
– Боже упаси, – сказал он. – Я только и думаю, что бы этому мерзавцу такое придумать, чтобы его окровавленная туша висела посреди двора, а он чтоб жил и все чувствовал!
– Гуманный вы человек, – согласился я. – На миру и смерть красна. А мы вот тут его планируем и… кончить. И закопать то, что от него останется.
– Лучше собачке отдать, – напомнил Альбрехт. Он подошел к пленнику, оглядел его с головы до ног. – Это ей как раз на один обед.
– Обижаете, барон, – возразил я с укоризной, – моя собачка сразу добавки запросит!
Я повернулся к пленнику, снова смерил взглядом его с головы до ног, но уже снисходительно, даже весело, как Петр Первый смотрел на захваченных в плен под Полтавой шведских генералов.
– Вы допустили ряд промахов, – сказал я доверительно и подмигнул, мол, мы же свои, маги высокого ранга, остальные даже не поймут, о чем мы говорим.
Он поинтересовался надменно:
– Каких же?
– Первый, – ответил я с удовольствием и продумал, что становлюсь похож на того стандартного злодея, что начинает нудно рассказывать главному герою, как и на чем поймал, а тот тем временем перетирает за спиной роялем веревку на связанных руках. – Первый промах в том, что вы написали это «Вы все умрете!», а ведь практически все население неграмотно. Это показало, что вы из того круга, где читать и писать умеют все.
Он смотрел бесстрастно, но я и не ждал немедленного отклика. Я замолчал, наконец, его красиво вычерченные губы изогнулись в презрительной усмешке.
– Допустим. А дальше?
– Затем, – продолжил я, – спохватившись, вы нарисовали жуткую харю. Понимаете?
Он поинтересовался ядовито:
– И где здесь промах?
– Вы нарисовали профессионально, – объяснил я. – Знаете, даже по самому простому рисунку можно определить, есть у человека способности к рисованию или нет. Для этого не надо рисовать масштабные полотна! Заставьте крестьянина… или даже рыцаря нарисовать круг, квадрат или рожицу – будет совсем не то, что выйдет из-под одного взмаха руки умельца.
Он спросил уже с интересом:
– И что дало вам такое знание?
– Во-первых, показало, что имеем дело не с человеком, который прибыл просто убить лорда. Тогда бы прислали диверсанта попроще. Ваша задача была масштабнее. Во-первых, запугать людей в замке и показать, что с такой силой, какую представляете вы, бороться невозможно. Для этого недостаточно пугнуть один раз, это могло быть случайностью и скоро бы забылось. Я прикинул, что нужно было повторить не меньше пяти раз, чтобы челядь уверилась в полной беспомощности сюзерена, а напуганные рыцари начали разъезжаться по домам, не желая погибать вместе с обреченным лордом.
Его лицо не изменилось, но я уловил, что попал в цель.
– Это дало мне время без спешки изготовиться к поимке, – сказал я. – Именно без спешки!.. Не роняя достоинства. А так как рыцари и не думали разъезжаться, вы начали творить эти непотребства с разливанием супа на кухне, жуткими воплями и сталкиванием слуг с лестницы. Особенно когда они важно так шествуют с подносом, полным еды… Но так поступают и другие гости, так что ничего особенного.
Альбрехт сказал быстро:
– Мой лорд, можно слово?
– Да, – ответил я, – говорите, любезнейший барон Альбрехт.
Альбрехт уничтожающе посмотрел на пленника.
– Вы свое происхождение выдали еще и тем, что даже не попытались убить кого-то из гостей сэра Ричарда! Ведь это подействовало бы больше!.. Но не попытались. Почему?
Пленник скривил губы:
– Виной мой добрый нрав.
– Не увиливайте, – возразил Альбрехт. – Виной ваше происхождение! Рыцарь рыцаря убивает только в случае самой крайней необходимости. Мы все члены одного ордена – рыцарского, и мы верны прежде всего ордену, а уж потом – королям. А простолюдин бы убил с охотой!
Глава 16
Пленник надменно смолчал, но по лицу мы видели, что по крайней мере что-то узнали и даже доказали. В моих владениях уже есть один маг благородного происхождения, фон Рихтер, но тот сразу стал магом, а этот, похоже, долгое время не выпускал из руки меч, а магией заинтересовался недавно, да и то потому, что, вероятно, обнаружил в себе немалые природные возможности.
Я сказал пленнику:
– Однако вы не признаете ни своей вины, ни происхождения. Отказываетесь даже сообщить свое имя. Увы, я просто обязан подвергнуть вас жестоким пыткам.
Он гордо вскинул голову:
– Меня это не страшит.
– Не сомневаюсь, – ответил я. – Король Гиллеберд не производит впечатление дурака. Он послал на такое задание явно не простого человека. Вы ему верны и преданны… возможно, даже какой-то родственник? Или старый друг? Или человек, которому он некогда оказал важную услугу, и теперь вы считаете себя в долгу?